Крестоносцы

Известно, что поведение предводителей первого крестового похода не было одинаковым. Если Готфрид Бульонский выступил один в поход, то его брат Балдуин привел с собой жену англичанку, Годверу де Тони, — оба они с детьми стали заложниками в Венгрии по требованию короля Коломана, желавшего таким образом избежать возможных беспорядков при проходе крестоносцев.

Раймунд Сен-Жилльский поступил так же, и его жена, Эльвира Арагонская, происходившая из семьи испанских королей, разделила с ним превратности дороги и сражений, как и их сын Альфонс, умерший в походе; но вскоре в замке Мон-Пелерен у них родился новый сын, которого назвали Альфонс-Иордан, по месту рождения и в память о первом отпрыске.

Хронисты не скрывали, что женщины, оказавшись в тяжелой ситуации, как, например, во время осады Антиохии, были на высоте и проявляли активную деятельность, снабжая бойцов водой: «В тот день наши женщины были нам великой подмогой, принося питьевую воду нашим бойцам, и, не прекращая, подвигали на битву и оборону», — писал Аноним, историк первого крестового похода. Гораздо позже, во время осады Акры, которая также была решающим моментом в истории франкской Сирии, можно было увидеть женщин, засыпающих рвы, и в хронике Амбруаза рассказывается о героической смерти одной из них. Бароны, оставившие своих жен на Западе (как это сделали Роберт Фландрский и Стефан Блуасский), рассчитывали, что за время их отсутствия те будут управлять их фьефами; из письма последнего видно, что мысли о жене поддерживали Стефана во время тягот, которые испытала армия перед Антиохией, тогда как энергичная Адель Блуасская, вынужденная управлять обширными фьефами ее супруга, не теряла времени даром в его отсутствие.

Хотя женщины лишь в неполной мере привлекают внимание современных историков, их лица вырисовываются почти на каждой странице истории крестовых походов и заморских королевств. Можно было бы написать целое исследование о женщинах из народа, крестьянках или горожанках, разделявших в Святой Земле участь простых бойцов, иногда оседавших в Сирии и игравших рядом с мужем ту малоприметную, но важную роль, которую много позже будет суждено сыграть в США «жене пионера», за что американцы и возвели ей памятник в Мериленде. Присутствие такой женщины ощущается или, точнее, вырисовывается на страницах большинства текстов, но поскольку все записи о ней очень скудны, удовольствуемся лицами принцесс, которым хронисты уделили гораздо больше внимания.

Все они очень разные. Среди них встречаются амазонки: например, маркграфиня Ида Австрийская, известная красавица и закаленная спортсменка, которая, взяв крест наравне с баронами во время второго похода, в 1101 г., сопровождала Вельфа герцога Баварского. Ей суждено было войти в легенду: она пропала во время битвы при Гераклее, обернувшейся катастрофой для франкских войск, полностью уничтоженных, и рассказывали, будто она окончила жизнь в далеком гареме, родив будущего мусульманского героя Зенги, завоевателя Эдессы.

Были и совсем девочки, как маленькая принцесса Изабелла, дочь Жана де Бриенна, которой выпала злая доля стать женой человека, совершенно не способного понять ребенка, императора Фридриха II, сразу же после свадьбы реализовавшего мечту германских императоров, добавив к своей короне венец латинского королевства, грубо вырвав его из рук своего тестя (несмотря на свое обещание сохранить за тем пожизненное регентство).

Три года спустя Изабелла — ей не было и семнадцати лет — закончила свою жизнь, полную слез, тогда как ее муж император навлек на себя столь жуткую ненависть, что в течение некоторого времени борьба против имперцев заменила на Востоке битву против мусульман, к большой выгоде последних.

Скандальная хроника не пощадила Альенору Аквитанскую в Святой Земле. Жена Людовика VII, она со своими аквитанскими вассалами сопровождала мужа, когда, вняв призыву Бернарда Клервосского, он первым среди французских государей взял крест (1147 г.). Итак, Альенора встретилась в Сирии со своим дядей, красавцем Раймундом де Пуатье, ставшим князем Антиохийским по своему браку (в обстоятельствах как комедийных так и романтических) с наследницей этого княжества Констанцией Антиохийской. Возникло ли между Альенорой и ее юным, участвовавшим в ее детских играх, дядей чувство более глубокое, чем естественная радость от новой встречи? Историк Гильом Тирский на это определенно намекает. В любом случае, у Людовика появились подозрения, и по прошествии пятнадцати дней он почти силой увел Альенору с собой в Иерусалим.