В те дни редкий морской переход из северо-западной Европы в Святую землю совершался в один прием, поэтому под конец лета флот разделился, чтобы найти укрытие в безопасной гавани, пока осеннее море не стало слишком бурным для плавания. Примерно третья часть кораблей, в основном фризских, вошла в Средиземное море, намереваясь перезимовать на западном побережье Италии. Остальные — сто восемьдесят германских кораблей — остановились на зимовку в Иберии, на побережье Португалии, где команды, вместо того чтобы сражаться с волнами, могли вступить в сражение с неверными. Следуя примеру крестоносцев прошлого и традиции, заложенной еще Сигурдом Норвежским в начале XII века и Вторым крестовым походом в 1147 году, они высадились на берег, чтобы бросить вызов маврам южной Испании.
Их целью был военный форпост Альмохадов аль-Каср (Алькасер-ду-Сал): мощная цитадель в устье реки Саду, к югу от Лиссабона. Цель эту подсказали крестоносцам епископы Лиссабона и Эворы, с удовлетворением отмечавшие бедственное положение, в котором оказались Альмохады, потерпев поражение в битве при Лас-Навас-де-Толоса, после которого альмохадского халифа Мухаммада ан-Насира убили. Наследовал ему сын, десятилетний Юсуф II. В конце июля крестоносцы при содействии тамплиеров, госпитальеров и иберийского ордена Сантьяго (или Святого Иакова и меча) осадили аль-Каср. Через шесть недель они отразили атаку армии Альмохадов, отправленной на выручку из Севильи и Кордовы. И наконец, 19 октября 1217 года приняли капитуляцию защитников крепости. Оливер Кельнский описывал победу с удовлетворением: «Сарацин покарала божественная сила: один из их королей [т. е. эмиров] был убит, а с ним великое множество перебито или взято в плен»[682]
. Другой автор рассказывал, как пленники-мавры после битвы грустно спрашивали о явленном им видении: призрачной «сияющей боевой линии [воинов], носящих алые кресты», которые, казалось, помогали армии христиан[683]. Падение аль-Касра, случившееся через пять лет после поражения мусульман при Лас-Навас-де-Толоса, возвестило, что эпоха господства Альмохадов в южной Иберии приближается к концу[684]. К тому же эта победа предвещала успех новому крестовому походу.Ранней весной 1218 года фламандские и германские крестоносцы покинули Португалию и Италию и взяли курс на Святую землю. В конце апреля их корабли с округлыми боками подошли к Акре. Небольшими партиями крестоносцы переправлялись на берег, чтобы осмотреть столицу Иерусалимского королевства. Вид, открывавшийся прибывающим в безопасную гавань процветающего порта, которую охраняла крепость, служившая штаб-квартирой ордена тамплиеров, и на которую выходили конторы и верфи итальянских купцов, неизменно производил впечатление, хоть и не всегда хорошее. Французский богослов Жак де Витри, епископ Акры, называл город, каким он был в ту пору, «исполинским драконом о девяти главах, вечно грызущихся меж собой», и горько жаловался на многогрешность его обитателей: на неправедный обычай обрезания христиан, на то, что горожане редко исповедуются, на обычай креститься не троеперстием, но одним лишь пальцем, на священников со странными прическами, на женщин, укутанных в чадру, на блуд, семейное насилие, торговлю наркотиками, проституцию и засилье изготовителей отравы, делавших дурь из помета животных[685]
. А еще Жака огорчал тот факт, что столицей королевства была Акра, а не Иерусалим и что в руках мусульман оставалось такое множество святых мест. Если бы у латинских государств имелось хотя бы четыре тысячи добрых рыцарей, писал Жак, Святой город запросто можно было бы отвоевать.Это была попытка выдать желаемое за действительное. Как бы ни жаловался Жак на отсутствие гигиены и преступления против общественной морали, он упускал из внимания тот факт, что в 1217 году государства крестоносцев в военном — если не в нравственном отношении — пребывали в сравнительной безопасности. Да, размеры их по сравнению с XII веком значительно сократились (Иерусалимское королевство больше не включало в себя Заиорданье и сам Святой город), но то, что удалось сохранить, представляло собой компактную и сравнительно легко поддающуюся управлению прибрежную полосу земли, простиравшуюся от Яффы на юге до Бейрута на севере, со столицей в Акре. Королем в 1218 году был вдовец по имени Жан де Бриенн, мелкий аристократ из Шампани, правивший от имени своей пятилетней дочери Изабеллы II{148}
. К началу Пятого крестового похода Жану, в высшей степени амбициозному аристократу устрашающей внешности, было уже за сорок. Он уверенно держался в седле и владел грамотой в достаточной мере, чтобы в свободное время сочинять трубадурские баллады. Согласно одному льстецу-хронисту, «сарацины бежали при виде его, как будто бы узрели дьявола или льва, готового пожрать их»[686]. Учитывая, что прежние стандарты правления в Иерусалимском королевстве задавались прокаженными, детьми и женщинами, Жан был не худшим вариантом.