Крестоносцы. Полная история

Наконец поздним летом 1228 года Фридрих все-таки явился в свое Иерусалимское королевство (эту экспедицию теперь иногда называют Шестым крестовым походом), по-прежнему отлученный от церкви, но, по всей видимости, этим не обеспокоенный. От болезни он уже вполне оправился, но несколькими месяцами ранее лишился своей юной жены Изабеллы, которая скончалась в родах, произведя на свет сына Конрада. Этот факт дополнительно ставил под сомнение притязания Фридриха на корону Иерусалима — но, похоже, также нисколько его не обескуражил. По пути из Италии в Палестину император ненадолго остановился на Кипре, где поссорился с влиятельнейшим восточным аристократом Жаном Ибелином, бальи (т. е. регентом) при малолетнем короле Кипра Генрихе де Лузиньяне. В начале сентября Фридрих уже был в Акре, готовясь засучив рукава взяться за реорганизацию обороны королевства. Однако его появление, хоть и давно ожидаемое, понравилось не всем. Крестоносец, отлученный от церкви, — эта мысль просто не укладывалась в голове, и все время пребывания на Востоке Фридриху приходилось мириться с враждебностью тамплиеров, которые отказывались размещать своих солдат ближе, чем в миле от его армии, и патриарха Иерусалимского Герольда Лозаннского, который считал Фридриха воплощением дьявола.

Не обращая внимания на поднявшийся ропот и антиимператорские настроения, Герман фон Зальца оставался верен своему господину. Годом ранее магистр надзирал за закладкой внушительного замка Монфор неподалеку от Акры. Новая резиденция тевтонских рыцарей ничем не уступала ни принадлежавшему госпитальерам Крак-де-Шевалье, ни крепости тамплиеров Шато-де-Пелерин. Однако осенью 1228 года он уже присоединился к остальным крестоносцам в Яффе и поэтому смог сообщить папе Григорию IX вести из первых рук. «Пока с энтузиазмом велись работы [над укреплением Яффы], — писал Герман, — послы сновали между господином императором и вавилонским султаном [аль-Камилем], которые вели переговоры о благах мира и мирных договоренностей»[717]. Император и султан общались в духе взаимного уважения, что бесило многих как с одной, так и с другой стороны, и в итоге заключили поразительное соглашение. Брат аль-Камиля аль-Муаззам недавно скончался, и султан не мешкая взял под контроль бóльшую часть мусульманской южной Палестины, в том числе город Иерусалим. Особой ценности этот город для султана не представлял: ему было важнее отнять Дамаск у юного сына аль-Муаззама ан-Насира. В общем, семейство Айюбидов в очередной раз погрузилось в свару, и султан не хотел усложнять ситуацию, открывая второй фронт против назойливых франков. Как сказал летописец Абу аль-Фида, император торчал в Палестине, «словно стрела в ране»[718]. Эту стрелу требовалось аккуратно изъять.

На личном уровне между султаном и императором царило глубокое взаимопонимание, какого не бывало на Востоке со времен Ричарда Львиное Сердце и Саладина. Посредником между монархами служил приближенный к султану эмир Фахр ад-Дин, который ранее побывал у Фридриха на Сицилии и напрямую, без переводчиков, беседовал с императором на арабском языке. Через Фахр ад-Дина монархи обменивались ценными подарками: в знак мирных намерений Фридрих послал аль-Камилю комплект своих доспехов, а султан благосклонно позволил Фридриху привлечь лучших ученых айюбидского двора к решению трудных математических задач. К бесконечному возмущению патриарха Герольда, аль-Камиль прислал в лагерь императора «танцовщиц, которые пели и жонглировали»[719]. Герольд ябедничал, что «император живет и одевается совершенно как сарацин, веселится и пьет вместе с этими танцовщицами… щедрость императора к сарацинам бесконечна, как будто бы он пытается купить мир, которого не может добиться силой или запугиванием»[720]. Патриарх был ослеплен ненавистью и не желал замечать, что сила и запугивание почти никогда не входили в арсенал Фридриха. Но даже он не мог отрицать, какого успеха удалось императору добиться лестью — при помощи некоторого взаимопроникновения культур. 18 февраля 1229 года султан аль-Камиль и Фридрих, король Иерусалима, подписали договор, повторявший те самые условия, что предлагались предводителям Пятого крестового похода и были ими отвергнуты. Город Иерусалим — «святой град, где ступали ноги Христа и где истинные поклонники почитают Отца»^{152}[721], как писал Фридрих в письме английскому королю Генриху III, — возвращался христианам, а вместе с ним Вифлеем, Назарет и еще ряд областей в Палестине между Иерусалимом и Акрой. Кроме того, стороны заключили перемирие сроком на десять лет и, добавляет фон Зальца, «согласовали обмен всех пленных, взятых при падении Дамьетты». О праве христиан заново отстроить стены Иерусалима стороны толком не договорились, но в остальном, писал фон Зальца, «почти невозможно описать радость, которую все люди испытали, узнав об этом предложении»[722].