Освободившись, Балдуин узнал воодушевляющие новости: Тир, последняя крупная крепость на побережье к северу от Аскалона, которая никак не давалась крестоносцам, теперь, наконец, находилась во власти христиан. Город не устоял перед совместным натиском войск коннетабля Иерусалимского королевства Евстахия де Гренье и дожа Венеции Доменико Микьеля. В ответ на просьбу папы Каликста II помочь латинянам Востока (подкрепленную папскими штандартами), дож оснастил семьдесят два корабля, набил их солдатами, принявшими крест, и через Корфу и Кипр переправил свое войско на побережье Леванта. Венецианские корабли прибыли в 1123 году[320]
. Военно-морская мощь Венеции была известна всему Средиземноморью, к тому же республика никогда не упускала возможности использовать ее как для подтверждения собственного благочестия, так и чтобы заработать побольше денег. Если верить рассказам, которые слышал Гийом Тирский, столкнувшись у Аскалона с морским патрулем Фатимидов, венецианские моряки сражались с таким остервенением, что в конце концов «ноги победителей стояли в крови неприятельской», а «берег же… так густо был усеян трупами, выкинутыми морем, что воздух от их гниения испортился окрест и произвел заразу»{87}[321].В обмен на помощь в захвате Тира дожу пообещали невероятно выгодные торговые преференции: треть взятого в Тире, когда он падет, право использовать в городе собственную систему мер и весов, иметь свои церкви, суды, бани и пекарни, не платить почти никаких сборов и пошлин. Кроме того, гарантировали, что любой венецианец, осевший в Тире, «будет свободным, каким он был в Венеции»[322]
. Дож выдвинул такие смелые требования, потому что смекнул, что без его кораблей Тир не взять — и был прав. Когда франки и венецианцы пошли в наступление, ни Фатимиды, ни Тугтегин из Дамаска не смогли и не захотели прийти Тиру на помощь. 8 июля 1124 года губернатор Саиф ад-Давла Масуд официально передал город франкам, а все способные ходить мусульмане его покинули. «Завоевание [Тира] серьезно ослабило мусульман, — сетовал Ибн аль-Асир. — Ведь это был один из самых укрепленных и неприступных городов»[323].В октябре 1124 года Балдуин II, едва выйдя из темницы и услыхав новости, явился к стенам Алеппо со своими баронами и солдатами с таким боевым настроем, что все они «уверовали, будто смогут завоевать всю Сирию»[324]
. По примеру своего коннетабля Балдуин привел не только собственные войска, но и армию ценного союзника, мусульманина-шиита, араба Дубайса ибн Садака, владыки иракского города Эль-Хилла. Тот пообещал Балдуину, что если король поставит его править Алеппо вместо Тимурташа, то он станет «покорным наместником» христианского господина[325]. Готовясь к зимней осаде, инженеры Балдуина воздвигли у городских стен полустационарные постройки, и блокада началась. Неурожай помешал Алеппо как следует подготовиться. Хронист Камаль ад-Дин писал, что людям, чтобы выжить, приходилось есть собак и человеческие трупы, из-за чего в городе свирепствовали болезни[326].Франки, разбившие лагерь под стенами города, разоряли могилы мусульман, вытаскивали гробы, которые затем использовали в качестве сундуков для хранения, и приводили в бешенство горожан зрелищем оскверненных тел их почивших родственников: «Если обнаруживали [они] мертвецов с неповрежденными суставами, то связывали им ноги веревками и выставляли на обозрение мусульман. И при этом говорили: „Это ваш пророк Мухаммад!“ А другие говорили: „Это — Али!“», — писал Камаль ад-Дин, дед которого находился тогда среди осажденных. Он же рассказывал, как один франкский солдат взял свиток Корана и привязал его под хвостом своей лошади, так чтобы на него постоянно падали конские экскременты, что вызывало взрывы хохота у его товарищей. А если франкам удавалось схватить мусульманина из Алеппо, они отрубали ему руки и кастрировали[327]
.Несмотря на такое чудовищное поведение, которое можно записать на счет психологической войны, Балдуину и его арабским союзникам взять Алеппо той зимой не удалось, и в январе, когда атабек Мосула Аксункур аль-Бурсуки (который наследовал в 1113 году убитому Мавдуду) совершил несколько нападений на земли Антиохии, королю пришлось оставить свои попытки. Испугавшись, что, осаждая Алеппо, он рискует лишиться Антиохии, Балдуин отступил, в первый раз после освобождения из плена показался в Иерусалиме, а затем снова отправился на север укреплять оборону княжества. В мае 1125 года крестоносцы еще раз сразились с Аксункуром, но с этого момента и далее попытки франков захватить Алеппо и упрочить свое господство в северной Сирии постепенно сошли на нет. Теперь они обратили свои взоры на юг, нацелившись на Дамаск и Аскалон.