Крестоносцы поневоле

– Если ты так много знаешь обо мне, то должен знать, из-за чего я не ровня перворожденной Иштар?

Жрец кивнул:

– Я для того и позвал тебя.

Он вынул из широкого рукава длинную зеленую ветвь, странно сиявшую.

– Это ветвь жизни. Так это называли Перворожденные. Только высшие галла допускались до нее. – Жрец оценивал, как меняется лицо царя. – С ее помощью ты перестанешь стареть, проживешь сотни человеческих сроков и умрешь таким, какой ты сейчас. Тебя обойдут болезни смертных, их немощи и слабости. Ты станешь равным Перворожденным.

Гиль-Га-Меш замотал головой. Жрец настаивал. Его голос приобрел другие тона. Как кобра гипнотизирует своих жертв, слова служителя Пинту начали приобретать свистящие и шелестящие, как осенние листья, оттенки.

– Сотни раз того, что отведено тебе, – это очень, очень много. Ты найдешь ее, вымолишь прощение и будешь счастлив. Подумай, царь!

Царь протянул руку и взялся за пульсирующую ветвь.

Жрец продолжал:

– Ты можешь не спешить, ты всегда можешь активизировать ее. Только одно движение, и ты равен той, к которой стремишься… Отпусти нас!

Гиль-Га-Меш обернулся. Где-то там, за его спиной, спал город. Тысячи человек ворочались на непривычных ложах, вдыхая запах прелой соломы и пыль. Сотни детей при свете масляных лучин выводили стилами на восковых табличках непослушные значки, разучивая сложную клинопись. В зиккурате[113] разогревали масло перед утренним жертвоприношением. Молодые подмастерья крутили в руках непривычные орудия труда, вспоминая то, о чем им говорили днем посвященные, сошедшие с последнего корабля Атланора.

Он сам не смог привыкнуть к городу и спал в шатре на окраине или просто на ложе из травы под открытым небом. Но остальные привыкали… Старались… Он сказал им, что они станут равными Перворожденным, уподобятся знанием богам, сошедшим с небес. А теперь у него был свой выбор: пройти этот путь первому и одному или вести всех за собой? И остаться одному.

Царь покрутил в руке ветвь. Призывный зеленый цвет сменился на ласковый салатный. Мощным движением он швырнул подарок в море у своих ног. Жрец за его спиной ахнул.

Гиль-Га-Меш обернулся и сказал не терпящим возражений тоном:

– Ты зря позвал меня сюда, Ут-Напиштим. Нам обоим лучше спать сейчас. Завтра будет еще много работы…

3

Когда Сомохов очнулся в следующий раз, он почувствовал себя значительно лучше.

Солнце радостно переливалось в выси, а небольшие пичужки во всю силу своих легких выводили гимны весне, любви и теплу. Улугбек постарался повернуться, но обожженные грудь и бок отозвались резкой болью. Ноги его были закутаны и обложены системой лубков, левая рука замотана в холстину по локоть, а грудь закрывала широкая полоса смоченной в какой-то мази ткани.