Крестоповал. Война совести

– Эта? – почему-то не поверил Хвастун. Он был далек от охоты, тем более сейчас ему было не до собаки. Бандит искал место поскромнее, чтобы наконец связаться со своими оболтусами. Вчерашние высказывания Клима сегодня уже не казались пустыми словами. Хвастуна не покидала тревога. Он пожалел, что отдал Свищу и Жакану все запасы спиртного.

– А что, сумлеваешься? – удивился между тем Леонтий. – Самая настоящая. Здесь неподалеку у охотоведов зимовье. Они привезли. Натаскал на белку, горя не знаю…

– Я, признаться, не разбираюсь в собаках, – ответил Хвастун. – По телевизору видел, там они белые с черными пятнами и пушистые. А эта рыжая…

– Вишь, хвост калачом? – не унимался Леонтий. – И уши стоят. Висели бы, – он махнул рукой, – …дворняга. А то, что ты видел, я знаю. Есть разные. Те северные, они упряжки приучены возить. А это сибирская.

– Леонтий Спиридонович! – окликнула его со двора жена.

– Чего тебе? – вскинул он голову.

– Поди сюда…

Глядя вслед уходящему во двор хозяину, Хвастун шмыгнул за баню, оглянулся на соседский дом, от которого огород Леонтия отделял забор, и набрал номер Жакана.

– Да! – слегка осипшим голосом ответила трубка.

– Это я, – озираясь по сторонам, громким шепотом заговорил Хвастун. – Почему голос такой?

– Шеф! – обрадовался Жакан. – Ты не поверишь, мы тех уродов с вокзала поймали!

– Чего ты мелешь? – разозлился Хвастун, решив, что парни допились до чертиков. – Вы что, водку всю выжрали?

– При чем здесь водка? – зло спросил Жак. – Ты разве не понял, что я тебе сказал?

– Ты случайно рамсы не попутал? – вышел из себя Хвастун.

– Короче, мы их отпускаем, – изменившимся голосом сказал Жакан.

– Стой! – осадил его Хвастун, заподозрив, что перегнул палку. – Кого это «их»?

– Тех самых, что меня со Свищом… у вокзала…

– Матвей со своей подстилкой у вас? – не поверил своим ушам Хвастун.

– Точно! – обрадовался Жакан.

– Как так получилось?

– Они прямо напротив нас остановились, мы их и пригрели…

– Молодцы, – протянул Хвастун.

В его голове тотчас же возник план.

– Что с ними делать? – осторожно спросил Жакан.

– Думаю, – признался Хвастун и выглянул во двор.

Леонтий ушел в дом.

– Свищ тут хочет… Это… – запинаясь, проговорил Жакан и замолчал.

– Чего это?! – рыкнул в трубку Хвастун. – Я вам покажу! Не смейте ее пальцем трогать! Или вы назад возвращаться не собираетесь?

На самом деле Хвастуну было без разницы, что его подчиненные сделают с пленниками. В его планы не входило оставлять в живых ни тех, ни других. Вначале он планировал приказать Свищу и Жакану выдвинуться в деревню, устроить поджог сена, которого в каждом дворе навалом, а когда народ соберется, устроить бесчинства. Когда парни войдут в раж, появится он. Только не станет, как они думают, выпытывать у Никиты Лукича тайну клада и на его глазах мучить сельчан, а попросту убьет Свища и Жакана, выступив в роли спасителя деревни от бандитского произвола. Он был уверен, в этом случае Никита доверится ему. А если его еще запугать страшилками, что парни действовали не одни, то наверняка попросит помощи в своем деле. С появлением у Свища и Жакана московских гастролеров у Хвастуна появлялась возможность стать в глазах старообрядцев вторым после Бога. Нет, он не будет менять плана. Только, убив своих помощников и представив их селянам как бандитов, охотившихся за сокровищами, он потом «найдет» и их главаря с подружкой, которых убьет в «неравной борьбе».

Хвастун до того был восхищен собственным планом, что даже забыл, что говорит по телефону.

– Шеф, чего молчишь? – Голос Жакана вернул в реальный мир.

– Бабу пока не трогайте, – спохватился он. – Потом… как все сделаем. А сейчас хватай Свища и вперед, как договаривались. Чтобы через час полыхало…

* * *

С утра Никита занимался тем, что латал с сыновьями крышу курятника и делал загон для скота. Все было ему в новинку. Совсем по-разному держали скотину здесь и в Америке. Большую роль играли лютые зимы и отсутствие кормов, которые в российской глубинке заготавливали по большей части сами. Поэтому то и дело приходилось идти к Леонтию за советом. В обед притащили генератор. С ним провозился. Электричество в деревне было, благо рядом леспромхоз, но из-за ветхости линии его часто отключали.

Все это время голова Никиты Лукича была занята одним: где этот митрофановский дом искать и что за косяком спрятано?

Вечерело, когда, вернувшись домой, он снова взял икону и вынул клин. Долго рассматривал его. Но ничего нового не нашел. Все та же надпись. От размышлений отвлек донесшийся с улицы шум. Во дворе запричитала Агата. Никита торопливо вернул икону на место, к остальным образам, и бросился прочь.

Оказавшись на улице, сразу почувствовал запах дыма и тревоги.

– Токаревы горят! – кричал кто-то.

– Ведры давай! – орали на другом конце села.

Кричали бабы, ребятишки, мужики.

С перепугу Агата заговорила на английском. Никита ничего не понял, махнул рукой и бросился за ворота. В конце улицы, что была ближе к лесу, вверх столбом поднимался густой дым. Даже здесь был слышен треск огня. Никита устремился вслед за пробежавшим мимо коренастым мужиком с багром в руках.