Крестовые походы глазами арабов

Но, по крайней мере поначалу, родственники и соратники умершего руководствовались по отношению к Юсуфу злопамятностью, опасаясь, что он воспользуется общей неразберихой, чтобы напасть на Сирию. Поэтому, чтобы выиграть время, постарались задержать отправку сообщения в Каир. Но Саладин, имевший друзей повсюду, послал в Дамаск голубиной почтой искусно составленное письмо: «От нашего заклятого врага нам пришла весть о владыке Нуреддине. Если, упаси Аллах, это известие правдиво, нужно прежде всего избежать того, чтобы в сердцах установилось разделение, и безрассудство возобладало в умах, ибо только враг извлечёт из этого пользу».

Но несмотря на эти дипломатичные слова, вражда, вызванная возвышением Саладина, стала непримиримой.

Глава десятая Слёзы Саладина

Ты зашёл слишком далеко, Юсуф; ты перешёл всякие границы. Ты всего лишь слуга Нуреддина, но теперь ты хочешь захватить власть для себя одного? Но не строй себе иллюзий, ибо мы, поднявшие тебя из небытия, сумеем вернуть тебя обратно!

Несколькими годами позже это предостережение, присланное Саладину знатными людьми Алеппо [41], показалось бы абсурдным. Но в 1174 году, когда правитель Каира начинал становиться главной фигурой арабского Востока, его достоинства были очевидны ещё не всем. В окружении Нуреддина как при его жизни, так и после его смерти, имя Юсуф не произносили. Чтобы обозначить его, использовали слова «выскочка», «неблагодарный», «изменник», или чаще всего «наглец».

Сам Саладин вообще то быть наглым не стремился, но его фортуна была таковой несомненно. Именно это и бесило его противников. Ведь этот тридцатилетний курдский военачальник никогда не был амбициозным человеком, и те, кто видел, как он начинал, знали, что он бы легко удовольствовался обычным званием эмира, одного из многих себе подобных, если бы судьба против воли не выдвинула его на авансцену.

Вопреки своему желанию он отправился в Египет, где его роль в завоевании была сведена до минимума, однако именно по причине своей малозначительности он был вознесён на вершину власти. Он не осмеливался думать об устранении Фатимидов, но когда он был принужден принять подобное решение, он оказался преемником самой богатой мусульманской династии. И когда Нуреддин решил занять его место, Юсуфу даже не пришлось защищаться: его повелитель внезапно скончался, оставив наследником отрока одиннадцати лет, ас-Салеха.

Меньше чем через два месяца, 11 июля 1174 года, в свою очередь со сцены ушёл Амори, ставший жертвой дизентерии в момент подготовки нового вторжения в Египет при поддержке сильного сицилианского флота. Он завещал королевство Иерусалим своему сыну Бодуэну IV, юноше тринадцати лет, на которого пало самое ужасное проклятие — проказа. На Востоке оставался только один монарх, который мог помешать неудержимому возвышению Саладина. Им был Мануил, император Рума, который реально рассчитывал стать сюзереном Сирии и хотел захватить Египет при сотрудничестве франков. Но словно завершая цепь благоприятных для Саладина событий, могучая византийская армия, сковывавшая Нуреддина на протяжении пятнадцати лет, была разбита в сентябре 1176 года Кылыч-Арсланом II, внуком первого, в битве у Мириокефалона. Мануил умер вскоре после этого, что привело христианский Восток к анархии.

Можно ли после этого сердиться на панегиристов Саладина, видевших в такой серии непредвиденных событий руку Провидения? Сам Юсуф никогда не пытался приписать себе заслуги своей судьбы. Он никогда не забывал благодарить после Аллаха тех, кого он называл «мой дядя Ширкух» и «мой повелитель Нуреддин». Несомненно, что величие Саладина было помимо прочего основано и на его скромности.