Крестовый поход

– Вот, смотрите! – поднял над головой свиток Симеон. – Сей грамотой митрополит Фотий предает князя Витовта анафеме за отпадение от лона Церкви Христовой! Более вы не должны служить ему, исполнять клятвы, данные ему, и исполнять присланные им приказы! Богоотступник он! Вас же епархия новгородская готова принять и окормлять, ако Всевышним для христиан предначертано!

– Иди отсель подобру-поздорову, безумный старик, пока не стрельнули! – посоветовал уже кто-то другой.

– Два дня вам даю на размышление! – крикнул Егор, стоя немного дальше. – Коли в первый день сдадитесь, токмо присягу от вас приму и выкуп возьму малый. Коли на второй – то наместника посажу и большой выкуп. Коли штурм начну, уже не остановлюсь, буду брать на меч, как город вражий, нехристианский.

– Титьку мамкину пососи! Хваталки еще не выросли – Витебск взять! – захохотали на стене. Прочие комментарии были еще более грубы и неприличны.

– Покайтесь, люди витебские! – снова призвал архиепископ. – Покайтесь, пока не поздно!

Князь Заозерский слушать дальше не стал. Он был уверен, что город не сдастся. Имея такие мощные укрепления, выкидывать белый флаг не станет никто. В воеводах же тут сидел наверняка кто-то родовитый и обласканный или князем Витовтом, или королем Ягайло. Что в принципе здесь означало одно и то же.

Свернув к обозу, он отыскал возки с пушками, порох и откованные Кривобоком новые заряды. Ничего не потерялось, все было на месте.

– Что же, тогда завтра и начнем! – решил Вожников.

По удивительному совпадению, в этот самый час и те же самые слова произнес великий князь Витовт, окончив смотр собранной у Вязьмы армии. Рати в этот раз были не самые могучие, всего семь тысяч бояр. Но тысяч пять должно подойти шляхты, столько же наверняка даст московский Василий, тумен Джелал-ад-Дина – еще две с половиной тысячи неплохих воинов. Против Орды должно хватить. Она сейчас переживает не самые лучшие времена. Да еще и баба на троне… Хватит и двадцати!

– Распускай полки, – разрешил Витовт едущему рядом стремя в стремя усатому и безбородому гетману, боярину Федору Ходкевичу. – Пусть отдыхают. Поутру выступаем на Москву!

* * *

Несмотря на огромные размеры, ворот Витебск имел всего трое. Напротив каждых ватажники устроили баррикады из подручного добра и оставили дежурные сотни. Однако военные действия покамест ограничивались задорным переругиванием и редким пусканием стрел. Время от времени то к одним, то к другим воротам приходил архиепископ, увещевая осажденных, призывая их к покаянию и капитуляции.

Егор же тем временем подогнал сани с артиллерийским припасом на улицу, выходящую торцом к изгибу стены со стороны ручья, в трех башнях от северных ворот, и стал неторопливо обустраивать позицию. За время, прошедшее после получения алмазных сверл, Кривобок успел высверлить только пять стволов малого калибра, с кулак, и три – крупного, с голову. Кованые снаряды с мягким свинцовым ободком обходились: маленькие – по рублю, взрывные крупные – и вовсе по пятнадцать рублей каждый. На такие деньги у татар можно было купить трех крепких породистых жеребцов. Фактически в санях со снарядами лежал большой табун – целый тумен снарядить хватит. И если уж палить таким сокровищем из «бриллиантовых» пушек – Егор предпочитал делать это сам.

Помогали ему работяги с кузнечной мельницы, отправленные Кривобоком вместе с товаром. Ребята крепкие и хорошо понимающие, что к чему и зачем.

Поперек улицы они положили бревно, в котором вырубили три паза, в них поместили концы стволов. Для казенной части вырыли ямы. Торцевые стенки, которые должны были принимать отдачу, в несколько заходов пропитали теплой водой, чтобы потом хорошенько промерзли. На вал пушки наводили, забивая клинья в пазах под стволы. Егор самолично направил среднюю примерно на две сажени ниже основания ближней башни, две другие – справа и слева от нее на ту же высоту. Возвышения устанавливать не стал: учитывая вес снарядов и дальнобойность новых стволов, им можно было и пренебречь.

– Заряжай! – наконец распорядился Вожников.

Пушкари ловко закинули в ствол хорошо провощенный сатиновый картуз со строго отмеренной порцией пороха, прибили его деревянным пыжом, обмотанным по краю кожей, поднесли оперенную сосиску в полтора пуда весом. Спереди и сзади в отверстиях выглядывали фитили. Егор самолично запалил оба лучиной из жаровни, заткнул деревянными пробками, чтобы в полете не раздуло ветром, кивнул:

– Молись!

– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя твое; да приидет царствие твое; да будет воля твоя и на земле, как на небе… – забормотали сразу все пушкари, хорошо знающие, что длины огнепроводного, пропитанного емчугой и покрытого воском шнура хватает ровно на пять полных молитв.

После первой хвостовые ребра снаряда задвинули в ствол, под слова второй специальным тяжелым шомполом трое работяг загнали его в глубину черного жерла, сминая свинцовый ободок точно в размер канала. На третьей отпрянули в стороны, закрывая уши руками. Егор подхватил шест с запальником – раскаленным в жаровне железным штырем, – ткнул в отверстие на конце ствола.