Крестовый поход восвояси

Толпившиеся на возвышении люди закрывали от меня богатыря, и мне казалось, что он стоит, слушая новгородского старшину. Так вот, это была ошибка — он сидел.

— Ну ни-че-го себе! — услышал я за спиной восхищенный возглас Лиса, рост которого достигал шести футов шести дюймов. — Это ж как такое уродилось?!

Голова боярина Гнездилы теперь красовалась где-то на уровне груди Муромца.

— Я свое слово уже молвил, — произнес Володимир голосом, которому гулко вторил молчавший дотоле вечевой колокол. — Все права и вольности на Руси и в землях новгородских от века существовавшие — святы. Другого слова у меня нет. Всем вам, други мои, ведомо, чего хочу я — Русь желаю видеть вольну и сильну. А кому из вас невдомек, что лишь в единении сила? Потому зову вас сегодня с собой не на разбой, а на деяния великие. Сегодня с нами в правом деле князья Рюрикова рода: Мстислав Киевский да Святополк Туровский. С утра нынче весть пришла из далекого Галича от князя Данилы, что с нами он. И как мы сегодня под единым великим стягом собираемся, так и вся Русь соберется!

— Стойте, стойте, народ православный! — разнесся над толпой голос, который после рокотания защитника земли русской можно было бы назвать слабым, когда б не перекрывал он ликующий гомон толпы. Расталкивая плечами собравшихся у лестницы, на помост взобрался опиравшийся на пасторский посох старец в черном одеянии и с наперсным крестом, до половины сокрытым окладистой бородой.

— Игумен Филимон из Софии, — услышал я поблизости. — Вот же принесла нелегкая!

— Стойте, православные! — гневно потрясая посохом, вещал игумен. — Разве не знаете вы, на что руку поднимаете? Или неведомо вам, что всякая власть от Бога?

— Не рви горло, отче! — Муромец благодушно усмехнулся и положил руку на плечо священника. Сам, видимо, того не желая, святой отец рухнул на то место, с которого недавно встал Володимир Ильич. В толпе раздался хохот.

— Ну, че лыбитесь? — крикнул Муромец. — Может, из вас кто длань мою выдюжит? — Народ на площади затих, вовсе не горя желанием проводить эксперименты на себе. — То-то. Вот ты, преподобный, говоришь — всяка власть от Бога. И мы говорим — всяка власть от Бога. А вот от Бога ли лить кровушку братскую? От Бога ли деток сиротить да на злой покраже жировать? Молчишь! — В тоне богатыря слышался плохо скрываемый гнев, отчего голос его рокотал как иерихонская труба, и я уже начал опасаться за новгородские стены.

Онемевший игумен, вжавшись в каменную лавку, опасливо глядел на богатыря, словно ожидая расправы.

— Но спасибо тебе, отче, молвил ты слово верное. Братья и дружина! — Муромец вновь обратился к заполнявшим площадь витязям. — Всех тех, кто стоит за власть, что от Бога положена, зову с собой. Пишитесь в дружину мою. И да поможет нам Бог!

— Пиши меня, отец родной! Я, Чурило свет Олегович, витязь киевский, да со мной два десятка гридней.[10]

— Знамо! Знамо Чурилу! — зашумела толпа. — Славный витязь! Из первых под Луческом был.

— И я с тобой, Ильич! Ждан Светозарович из псковской земли, да со мной два брата и пять воев.

— Любо, псковитянин! По Стелокольне[11] знамо!

— И меня пиши, — раздалось где-то рядом. — Ропша Хват, да повольников со мной три дюжины.

— Доброе имя! Ту год свесь на Двине бил!

— Ну что, я пошел, — наклонился я к Лису.

— Удачи, Капитан, — прошептал он.

— С тобой хочу идти, Володимир Ильич! Я, Вальдар Ингварсен, сын камваронского ярла. Да со мной Лис Венедин и шесть десятков кнехтов и лучников.

— Знамо! — крикнул кто-то.

— Не знамо!!! — раздалось совсем близко. — Кто таков?

Я увидел, как Муромец устремил взгляд в нашу сторону, однако, похоже, искал он не меня. По-видимому, он нашел то, что искал, поскольку стоявший чуть поодаль Штолль едва заметно кивнул, и вслед за этим Муромец прогудел:

— Ну-тка, расступись, честной народ. Покажись нам, витязь заморский.

Толпа расступилась, давая узкий коридор, и я, поправив свой пурпурный плащ, зашагал к каменному помосту.

— Так вот ты каков, витязь Воледар. Слыхивал о тебе слово доброе. И про то, как ты в чужестранных землях с разбойниками бился, и про то, как вы с Венедином на острове чудо-юдо заморили. Да вот беда, все это невесть где было, а здесь ваши имена мало кому ведомы. Так что если поверит народ слову моему…

— Медведем его испытать! — донесся из толпы тот самый голос, который первым выкрикнул, что я неведом.

— Медведем! Медведем! — радостно донеслось над заполнившей площадь толпой.

— Ну что, витязь, сам слышишь, что народ решил. Согласиться иль отказаться — сам думай.

— Капитан, — раздался в голове предостерегающий голос Лиса, — по-моему, самое время обидеться и послать их самих к медведям. Тем более что начальство вряд ли оценит твое рвение.

Лис, несомненно, был прав, и мысль попасть в лапы медведю ради десяти — пятнадцати страничек текста, который, возможно, никто никогда не прочтет, меня вовсе не грела. Но опозориться перед таким количеством витязей — нет, уж лучше медведь.