Крестовый поход восвояси

Хлопанье тяжелых крыльев прервало длинную ругательную тираду моего друга, сопровождавшую стремительную пробежку Лиха Одноглазого от скальной осыпи до горизонта.

— Вас уже давно ищут. — Семейный маг Муромцев ударился оземь, меняя пернатое обличье на более привычное и удобное для человеческого общения. — Володимир Ильич ждет вас в своем шатре.

Мы с Лисом обреченно переглянулись, понимая, что увильнуть от необходимости участвовать в разборе полетов не удастся. Особенно после столь настоятельного приглашения. Как говорится, положение обязывает…

Кажется, потеряв к нам всякий интерес, Яросвет наклонился над павшим собратом по цеху, словно отдавая ему последние почести.

— Великий был маг, — промолвил он. — Один из самых сильных. Но от судьбы не скроешься, сбылось предсказание: «Двенадцать стрел придут издалека, когда сразит тебя твоя рука». Да, — маг глянул на Лиса взглядом, способным вскипятить воду в леднике, — вы нажили себе грозного врага. Это Кеукче, сын Манглира, сводный брат Чингисхана, его защитник и наставник. Чингисхан не простит вам этой потери. — Он еще раз посмотрел на мертвого колдуна и, распахнув свой черный, подложенный алым шелком плащ, сказал с неизменной суровостью в голосе: — Это талисман Кеукче. В нем заключена огромная магическая сила одного из древнейших волшебников, величайшего Лу Шена. — С этими словами маг запустил руку под тунику, достал из-под нее тот самый амулет, который сорвал сегодня днем огромный филин с груди рухнувшего на камни дракона. — Носи его, да никому не показывай. Он защитит тебя, как и всех прежних хозяев.

— А?.. — Мой друг не успел не то что закончить фразу, а даже ее начать. Волшебная птица уже скользила, распластав крылья по воздушной струе в сторону шатра Володимира Ильича. — Нет, ну шо за манеры? — возмутился Лис.

— Ладно, — махнул рукой я. — Дойдем до Муромца, он там наверняка будет. Успеешь еще порасспросить.

— Успеть-то успею. Да только захоти он что сказать, наверняка бы уже сказал. Фишка такая у магов: напустить туману побольше, а ты потом голову ломай, что там они накрутили.

Шатер главнокомандующего был, вероятно, последним местом жестокой схватки на берегах многострадальной Калки.

— По справедливости, после смерти Михаила княжество должно принадлежать мне! — бушевал разошедшийся не в меру Олег Изборский. — Я был ему как сын. Мы сражались плечом к плечу, он умер у меня на руках и в последних словах своих назвал меня своим преемником!

— Того никто не слышал! — возмущался Святополк Туровский, сидевший с перевязанной рукой на лавке у стены. — А по древнему праву у княжества Полоцкого прямые наследники есть.

— Холмский князь Глеб, его младшего брата сын, — вставил кто-то из собравшихся в шатре бояр.

— Глеб один лишь полк, Володимир Ильич, в твое войско прислал, — горячился Олег Изборский. — А сам в уделе остался. Я ж жизнь свою не жалел и впредь жалеть не буду. Дай мне лишь полоцкую землю — границу с Ливонией щитами перекрою, век сунуться не посмеют!

— Это как так — дай?! — раздался из царивших в шатре сумерек голос Мстислава Киевского. — В землях русских закон есть, а не лишь твое или чье-то хотение. А то вон жена князя Святополка Ольга тоже из полоцкого дома, и он не менее тебя нынче в поле отличился.

— Да ты о чем толкуешь? — Изборский князь выпрямился во весь рост и подпер бока руками.

— Расступитесь! — послышался чей-то властный голос снаружи шатра. — Расступитесь! Где Муромец?

Князь Игорь Суздальский, расталкивая толпившихся бояр и витязей, пробился к столу, возле которого, уронив тяжелые руки на столешницу, восседал мрачный, словно туча, Володимир Ильич.

— Глядите! Все глядите!!! — прорычал князь Игорь и с размаху припечатал к столу стрелу с окровавленным наконечником. — Вот! Этой стрелой убит отец наш, великий князь Всеволод. Скажет ли кто-нибудь здесь, что это татарская стрела?!

Князья и воеводы, собравшиеся под сводами шатра, молчали. Признать в орудии убийства татарскую стрелу значило расписаться в полном военном невежестве. Она была явно русская и, судя по характерной форме обрезки перьев, еще сегодня с утра, вероятно, занимала свое место в колчане у кого-то из киевских дружинников.

— Ты что же это, пес смердящий, меня в смерти отца своего обвинить вздумал?! — рванулся из темноты на свет Мстислав Киевский. — Или повинен я за каждою стрелою на поле брани следить?

— Твой умысел против отца нашего, — хмуро набычившись, процедил новый великий князь Владимира, — каждому ведом.

— Что?! — Меч Мстислава тяжело свистнул в воздухе.

В ответ Игорь, отскакивая, обнажил свой.

— Хватит! — Муромец обрушил кулак на дубовую столешницу, отчего доска, на которую пришелся удар, переломилась пополам, словно свежая вафля. — Нынче все больно горячие. Завтра поутру соберемся. Не то порушите друг друга хуже Орды. Ступайте все да ночью поразмыслите, как далее жить будем. Утро, оно вечера мудренее. А, побратимы, нашлись-таки, — окликнул нас Володимир Ильич, очевидно, заметив долговязую Лисовскую фигуру в расходящейся толпе. — Погодите немного. Слово к вам есть.