Кресты у дороги

Ярик же ощущал себя больным. Какая безымянная зараза вгрызлась под кожу и пьёт по капле. Лихорадка затравила, взгляд возымел тупую дикость. Игнат воодушевлялся. Тьма парила вокруг ясновидящего рваными лоскутами. Пыхала электрическими импульсами. Источаемая им враждебность немедленно пряталась куда-то, когда сестрёнка прижималась щекой к всклоченной голове, гладила по плечу, целовала в макушку. Игнат умилялся.

На фоне чёрных домов небо посинело. Впору порадоваться, что теплится рассвет, если бы наручные часы не отсчитывали третий час. С появлением заборов и крыш возникло инстинктивное чувство какой-никакой защищённости, «угла». Такие родные, слабые запахи печного дыма, залежалой древесины и хлева. Голос деревни – одинокий собачий лай. Чьё-то окно с зажжённой свечой на подоконнике. Сладкая дремота принимала дорогих гостей – единственных, кто ещё не спал.

На подходе ко двору Аксинья перекрутила сложную мысль в голове ещё раз. Как учили – разбирать по кубикам и проговаривать. Бабушка в Пензе – лечится. Дедушка тоже лечится. По-своему, безвылазно, огненной водой. Сейчас, по опыту, должен видеть пятый сон. Дед, может, даже и не заметил, что дети ушли с концами. А если обнаружит поутру незваного гостя – разбуянится, мама не горюй! Аксинья не хотела испытывать удачу. Объяснилась с Денисом. Извинялась, мялась.

– Всё в порядке. Сам не хотел напрашиваться. Мне бы только такси вызвать. От вас можно?

Нахмурила лоб.

– Ой! А деда Коля, поди, спит.

– Деда Коля?

– Сосед наш. У него телефон есть.

– А у вас что, – никак не брал в голову Игнат, – У вас что, нет? Совсем?

– Совсем, – потупилась Аксинья, но тут её глаза вспыхнули. – Да точно! Как я забыла? Ярик, и ты молчишь! Деда Коля – бывший полковник! На пенсии уже, а до сих пор в участок ездит. И к нему, пиво пить. Мы ему-то и расскажем про аварию. Он наряд вызовет, мигом приедут! А то тот… человек… Господи Боже, до сих пор там. Без никого.

Ярик призадумался. Деда Коля со службы сохранил и связи, и честь, и списанный «Макаров». Деда Коля некогда подарил новёхонькую велосипедную цепь. Деда Коля получил предсказание, которое спасло ему жизнь. Но поверит ли он байке про маньяка? Побежит ли скорее ловить, если позвать немедленно?

Игнат скуксился, почуяв опасность. Повёл плечами, точно ему за шиворот заползло насекомое. Принял заговорщицкий вид.

– Ксюнь, на дороге погиб человек. Вы были свидетелями, – для пущего эффекта повертел головой – нет ли кого, кто подслушивает. – Думаешь, деда Коля, опер в отставке, спасёт вас от допросов? От постоянных поездок в участок? Они ведь и брата твоего не пожалеют. У меня друг есть. Застал медвежатников в соседской квартире. Вооружённых. Наводку дал. Так из него всю душу вытрясли. Ещё и обвинили, что не предотвратил, – вошёл во вкус Игнат. – А здесь мужика не стало. Что старики ваши скажут? Что вы шатались ночью по лесам. Что в такую заварушку попали.

Аксинья едва не плакала. Вспомнила про больное бабушкино сердце. Представила, как страшно будет Ярику в одних стенах с преступниками. Он ведь у неё такой чувствительный!

Игнат осторожно коснулся её запястья. Солгал:

– Я разрулю всё сам. Доложу, куда надо.

– Но… как же..?

– Ты боишься. Не надо. Старику уже не помочь. Вы ни в чём не виноваты. Забудьте об этом, как о страшном сне. Пообещай мне. Пообещай.

– Я… обещаю.

– А о кладбище?

Она зажмурилась, замотала головой.

– Ни о чём. Ни о ком. А то запутаюсь и навру с три короба. Правда, правда хочу забыть. Господи Боже, прости нас, грешных.

«Одна есть. А этот…»

Но Ярик более не вникал в происходящее. Он устал.

Тихонько притворилась калитка. Совсем рядом радостно пискнул щенок. Игнат сделал несколько шагов назад, скривился. Кровь прилила в ноги, но пёсик так и не показался. Аксинья впервые в жизни не метнулась к соскучившемуся по её ласке зверю. Не заметила его вовсе. Нерешительно замерла в проходе. Ярик бельём повесился на заборе, готовый так и остаться. Хоть на всю ночь. Хоть на всю жизнь.

Прикусив губу, девушка бросилась на шею Денису, их спасителю. Наконец дала волю слезам.

– Спасибо! Я не представляю, что бы… Я за вас молиться буду!

Игнат улыбнулся, по-отечески приобнял.

– До свидания, Ксюнь.

– Спасибо вам!

Убежала. Нежной, неуловимой бабочкой навсегда выпорхнула из рук.

– И тебе пока, герой.

Ярик не ответил. Задавил взглядом, как бетонной плитой, и неровной походкой последовал за сестрой.

Игнат жадно глотнул сигаретного дыма. Сразу стало хорошо. В новых декорациях ночь замыслила сгладить свою недавнюю выходку. Кошечкой ластилась и только что не мурлыкала. В самом деле, казалось, обрела женскую ласку. Благоговейную привязанность. Осязаемую преданность. Невидимыми пальцами, невидимыми губами. Робкими, холодными. Им проиграет всякая обольстительница. Потому что она не божественна. Потому что она не Иванка.

Зло тряхнул головой. Подлая, вечно вклинивается на пороге сна. Без того скверно. Одна хорошенькая сорвалась. Другая. Сейчас бы в машине, на берегу реки. Тепло, мягко, а главное – горизонтально.

– Дыра. Зато в халупах наверняка хоть кровати. А у меня – верё-о-овочка.