Кричащие часы

Я не успел опомниться от удивления, как за моим посетителем захлопнулась входная дверь, и тут только я сообразил, что фанатичные глаза старика действовали на меня гипнотически, принудив неподвижно выслушать всю только что приведенную речь. На миг мне показалось, что я галлюцинирую, но часы и футляр лежали на столе. В эту минуту часы пробили три, я позвонил кухарке, чтобы она мне дала чаю и, напившись его, я хотел продолжать заниматься. Но работа не клеилась. Словом, кончилось дело тем, что я, справившись по географическому атласу о месте нахождения Иерусалима, поставил стрелки правого циферблата на 35° 14’ В./Д. от Гринвича и 31° 47’ 10" С./Ш. Затем передвинул стрелки времени назад без малого на 2000 лет и, закрыв глаза, повернул ключ.

Я не ощутил ровно ничего. Все еще зажмурившись, я внутренне улыбнулся своей глупой легковерности, заставившей меня исполнить бессмысленное предписание Адама бен-Адама, когда почувствовал легкий ветерок. Я открыл глаза и чуть не закричал от удивления.

Вокруг меня расстилалась равнина. Теплое темно-синее южное небо горело надо мной яркими лампадами звезд. Оглядевшись, я увидал вдали светящиеся точки и тут только сообразил, что нахожусь не в своем кабинете, а где-то в окрестностях Палестины и не в XX веке, а в I столетии нашей эры. Не буду скрывать: первое охватившее меня чувство было ощущение ужаса, ни с чем не сравнимое, рядом с которым побледнел бы ужас человека, попавшего на необитаемый остров или понявшего, что он заблудился. Еле сознавая себя, я пошел по направлению к огонькам далекого города, проклиная часы и свое легкомыслие, поставившие меня в такое исключительное положение. Но тишина ночи и чудный воздух мало-помалу успокоили меня и громадное любопытство, любопытство исследователя и ученого, пробудилось и все сильнее разыгрывалось во мне. Я сообразил, что часы, эта непонятная игрушка Адама бен-Адама, находится при мне и я могу в любое мгновение перенестись обратно в свою эпоху, но обогащенный громадным запасом исторических сведений, очевидцем которых я стал. Да, старик-еврей был прав: он дал мне возможность на месте изучить древнееврейский язык, как никто из моих современников не знает его.

Это соображение придало мне бодрости и я смело направился к Иерусалиму, полагаясь на то, что мои теоретический познания еврейского и латинского языка дадут мне возможность объясняться со своими новыми современниками.

После того, что со мной произошло, я ничуть не удивился тому, что оказался одетым в тот же или такой же рабочий домашний костюм, что на моей груди была золотая часовая цепочка, на пальце кольцо с рубином, а в кармане браунинг с запасной обоймой. Все это меня весьма радовало, так как обеспечивало мне как деньги, так и полную безопасность от какого бы то ни было насилия, ибо мой браунинг, я уверен, произвел бы грандиозный эффект на всякого, кто осмелился бы напасть на меня. Размышляя таким образом, я добрался до холма, с которого даже в темноте ночи мне стал ясно виден древний Иерусалим, обитателем которого я становился.

Я не могу дать себе ясного отчета в том, сколько времени простоял я так над спящим городом, мысля скорее образами, чем сознательными мыслями, как внезапно звуки человеческой речи заставили меня вздрогнуть и обернуться. Первое, что я заметил, было кроваво-багряное зарево всходившей полной луны и на фоне этого света две смутно выделявшиеся человеческие фигуры. С каждым мгновением они становились все четче и я мог различить двух шедших в моем направлении мужчин. Один шел медленно, еле передвигая ноги и заметно прихрамывая, низко опустив голову, а другой, высокий, коренастый, с громадной гривой на голове, шел рядом, по-видимому, в сильном возбуждении, размахивая руками и громко говоря что-то. За расстоянием я не мог уловить слов, но долетавшие звуки ясно свидетельствовали, во-первых, о крайнем раздражении говорившего, а во-вторых, о его несомненно семитическом происхождении. Сердце во мне замерло от напряженного ожидания. Через несколько секунд я должен был узнать, привело ли меня мое теоретическое изучение еврейского языка к возможности понимать их речь или же ко всем прелестям моего положения прибавлялась еще и невозможность объясняться со своими новыми согражданами. И вот до меня донеслась фраза, которую все время повторял высокий незнакомец. Я напряг все свое внимание и чуть не закричал от радости: я понял, я понял слова говорившего! Правда, произношение слов было далеко не похоже на то, к которому я привык, но смысл был мне понятен. Высокий, раздраженный человек вел куда-то своего спутника, повторяя: «Идем, я покажу тебе место! Я покажу тебе место».

Не заметив меня, оба еврея прошли мимо и я последовал за ними.