Позади доносились выстрелы. Они с пациенткой забежали на лестничную площадку и двинулись на второй этаж, шумно топая ногами и тяжело дыша. Процедурное отделение напоминало обитель боли и безумия, в коридорах под мигающим светом ламп то и дело мелькали чьи-то фигуры, стены сотрясались от криков и визга, продирающего до костей. Пройдя еще несколько метров, на этот раз ведя за собой Канарейку, Лиза юркнула в процедурную комнату, поспешно закрыв дверь на защелку.
Из окошка в помещение проникал тусклый свет; когда глаза привыкли к полумраку, девушке удалось рассмотреть очертания кушеток и мебели, узнав в интерьере обычный процедурный кабинет. Она не отходила от двери, притаившись у стены и внимательно слушая, как в коридоре носятся люди, пролетают голоса.
Долгая пара минут превратила Лизу в грозного стража, готового наброситься на любого, кто посмеет ворваться в их временную обитель. Но потом впечатление от долгой гонки начало спадать, словно вода, сходящая с берегов, оставляя после себя камни: усталость, боль, дрожь. Чтобы избавиться от преследователя наверняка, лучше переждать и надеяться, что его разорвут на части пациенты. Брюнетка никогда не считала себя кровожадной, но в этот миг ей было все равно.
– А теперь будь добра… черт, – хотелось было Лизе пригрозить Канарейке, но глядя на то, как она сдавливала черное блестящее пятно на плече, у нее отпало желание язвить. – Проклятье… я… я посмотрю инструменты и бинты.
Она бросилась к шкафчикам, и, стараясь разбивать стеклянные стенки как можно тише, искала бинты. Острые осколки царапали кожу, девушка обзавелась парой порезов, прежде чем добраться до бинтов и спирта.
Без лишних слов Канарейка, прихрамывая, добралась до кушетки и разместилась на ней, резким движением разорвав промокший от крови рукав. Она выглядела так, словно не чувствовала боли, или же ее укусил комар, а не ужалила свинцовая пуля.
– Зацепила. Удачно.
Впервые за долгое время речь пациентки показалась Лизе вменяемой – не по смыслу, а звучанию, без фанатизма и таинств. Она секунду наблюдала, как Канарейка пыталась в темноте осмотреть рану, а затем отважилась подойти и положить на кушетку все, что смогла достать: бинты, вату, спирт, йод. Без надлежащих слов та принялась разбирать добычу. Оборванным рукавом она перевязала плечо выше раны, чтобы остановить ток крови, хотя сильного кровотечения не было.
Лиза стояла истуканом, как обиженный или запуганный ребенок, нуждающийся, требующий объяснения. Руки сжимались в кулаки, ей хотелось ударить пациентку, потому что она пребывала в ненормальном спокойствии. И как только резкое слово было готово сорваться с языка, Канарейка неожиданно произнесла:
– Они начинают чистку.
– Чи… чистку? – Растерялась Лиза, наблюдая, как девушка прижгла рану промоченным спиртом бинтом. Не закричала и не выругалась, а только стиснула челюсти и нахмурилась.
– Пуля в голову, бам! – Окровавленный бинт со шлепком упал на пол, вызвав у пациентки ухмылку. – И минус один, стало чище. Только вот странно, он же свой. Но почему? Он не должен был нападать на своих…
– Он тоже пациент? – Признаться, не удивило бы. – Ты о чем?!
У Лизы кончилось терпение. Ей надоело бояться и путаться в словах и загадках сошедшей с ума девицы, как в паутине, которая лишь сильнее приставала к телу. Жгучее желание схватить деревянный стул и разбить им шкаф пришлось с трудом подавить, поскольку на шум могли сбежаться пациенты.
– Что конкретно ты имеешь в виду? – Едва ли не рыча от злости, уточнила Лиза, нависнув над собеседницей грозной тучей.
– Минус я, а следующей может стать моя сестра.
– Так, – схватив девушку за раненное плечо, брюнетка с ожесточением, которого не ожидала от себя, шикнула: – Либо ты мне расскажешь правду, либо одна будешь бегать за своей сестрой.
Раненное животное становится намного опаснее, когда его загоняют в угол, и взгляд Канарейки во многом говорил об этом. Она часто задышала, терпя боль свежей раны, пронзая тяжелым взглядом, и могла бы наброситься на собеседницу, ударить, ей бы хватило сил. Но сдержалась, медленно обвила пальцами руку Лизы и отняла от раны, кривясь от боли.
– Марьям Краав, старший лейтенант вооруженных сил Республики Польша, – выдохнула Канарейка.
Польша? Лиза, конечно, не являлась экспертом в польском языке и произношении, однако пациентка говорила без явного славянского акцента, жесткого выговора. Впервые за время знакомства девушка показалась вменяемой, не блуждающей в мыслях среди своего искалеченного разума.
– Мы с сестрой приняли участие в программе «Жнец», – подняв взгляд на собеседницу, сообщила Канарейка и, прислонив пальцы к поврежденной коже на лбу, с ухмылкой добавила: – И результат, как видишь, на лицо…
На подсознательном уровне Лиза осознавала, что массовое помешательство не могло произойти по случайности, однако озвученная правда ввергла ее в шок. С самого начала она находилась под прицелом, в опасной клетке для скота. У нее задрожали руки, во рту пересохло, и не осталось ни одной целостной мысли.
– А… а почему ты пациентка? Почему за тобой вообще охотятся?