Неожиданное движение, едва уловимое, стало для девушки щелчком, который сбросил с нее спесь забвения. Рука Софии шевельнулась и потянулась ей навстречу в немой мольбе о помощи, последней надежде на спасение.
Испуг, набросившийся на Илону, был похож на массивную опасную кошку, от которой оставалось только бежать. Она могла отвлечь пациентов, и, возможно, избавить Софию от муки, но тогда бы заняла ее место, и ее бы точно никто не спас.
Бесшумно преодолев коридор и добравшись до лестничной площадки, Илона, уже не стесняясь страха, со всех ног помчалась вверх, не задумываясь ни о шуме, ни об осторожности, ни о цели. Ее гнал страх и отчаяние, что из этого места теперь не выбраться, и единственный способ – ждать, когда пребудет отряд зачистки, либо полиция, либо смерть.
Спотыкаясь о хлам и мусор, блондинка забежала в дальний кабинет, захлопнув за собой дверь и заперев на засов. За дверью послышалась возня, кто-то отвлекся на поднятый шум, однако, не увидев источник, забрался обратно в нору. Илона искренне плевать хотела, что будет происходить за пределами этого кабинета, очередной временной крепости. Мало того, что она не приблизилась ко входу в подземные коридоры, да только и удалилась.
Будь все оно проклято!
Не смея сопротивляться, она поддалась истерике, позволив слезам стекать по щекам, а рыданиям резать горло. Опустившись на пол, девушка обняла колени и продолжила топить себя в горе, не желая и думать о том, чтобы быть сильной. От рыданий разболелась голова, защемило грудь.
Добро, Анджей, мы всегда верили в добро, ты говорил мне: верь, Илона, верь в лучшее. В людей, в судьбу, в себя. И что в итоге принесла эта слепая вера? Наивность, розовое стекло, за которым скрывается грязь и зло, лишь они живут в этом мире, и ничего более.
Да, Анджей, я верю в добро, это моя защита, моя суть. Эти люди забыли себя, поддались желаниям, а я буду верить… Вера – это добро, оно сияет в нас последним лучом света, вытягивает с самого низа, со дна.
Я буду верить, что выберусь отсюда.
Должна, верить.
Я не оставлю тебя, Анджей.
Но прежде… необходимо разобраться с ними.
Вера в добро – мантра, которую Илона ненавидела, и в то же время не могла жить без нее. Она стала спасательным кругом, ложью, которая помогала не уйти на глубину и захлебнуться в черных водах реальности. У нее имелась возможность уйти с этой работы, бежать прочь от психиатрии и насилия, науки и новых горизонтов. Создать семью, о которой она мечтала, стать матерью и смеяться с Анджеем, гуляя по парку. Но что-то удерживало ее – не просто азарт и любопытство, девушка на физическом уровне ощущала необходимость пребывания здесь.
С улицы донеслись голоса, чьи-то протестующие крики, на которые медсестра обратила внимание, когда они стали чересчур близки. Подняв усталый взгляд на колышущиеся под открытым окном шторы, Илона ощутила невероятную тяжесть в теле, не желала двигаться и вообще реагировать. Лечебницу поглотило безумие, что способно ужаснуть сильнее, чем насилие над подругой?
Тем не менее блондинка поднялась с места и подошла к открытому настежь окну, у которого отсутствовала решетка. Вряд ли кто переживет падение с четвертого этажа, однако свежий воздух, переполненный влагой и запахом хвои, с нежностью скользнул по лицу, подарив бодрящий поцелуй. Илона со спокойствием отдернула штору и, с осторожностью выглядывая из-за рамы, удивилась, открывшемуся пейзажу. Небольшая церковь, построенная для больных, под покровом ночи выглядела черным неприступным замком с меткой креста на вершине.
Вход в святую обитель освещали разожженные факелы, скрывающиеся от мороси под фасадом. Пламя горело и искрилось, плясало под брызгами, пока у массивных дверей толпились сторожевые псы – пациенты, в своем нынешнем положении вряд ли чем-то отличающиеся от животных. Но метафора пришла Илоне на ум не случайно, мужчины действительно стояли так, будто охраняли вход в церковь.
Возгласы неожиданно оказались близки, блондинка обернулась на них и увидела, как трое мужчин тащили за собой женщин – двух пациенток и одну санитарку. Перед глазами у Илоны предстала София, протягивающая к ней руку; от вспыхнувшей в голове сцены к горлу подкатила тошнота, пришлось схватиться за подоконник, чтобы не упасть от приступа дурноты.
Пациенты остановились у стражей церкви, не стали затаскивать жертв внутрь. Пока девушки извивались и визжали, пытаясь высвободиться и обрести последний шанс для бегства, их пленители не дергались, словно ожидая кого-то.
По рядам местной охраны побежал гул, кто-то принялся стучать в двери, некоторые ехидно смеялись. У Илоны складывалось впечатление, что она находилась уже не в психиатрической больнице, и не в кошмарном сне, а в фильме о средневековых ужасах. Когда ведьм сжигали на площадях под будоражащий рев толпы.
Дверь церкви отворилась со скрипом, который развеялся по округе и поглотил остальные звуки. В тишине, которую перебивал только шелест сосен и трав, из своей обители вышел мужчина: высокий, носящий стандартную форму пациентов.