— Не тебе решать судьбы вселенского масштаба! — прошипел он. Его голос был тихим, но в нём чувствовалась такая сила, что казалось, будто от которой дрожат сами костяные своды Серверной Душ.
Крид лишь слегка усмехнулся, и его улыбка была полна иронии и скрытого удовольствия.
— А почему нет, если уже и так этим занят? — медленно произнес он.
Если Дарк Нэт уже вмешивается в ход истории, то почему бы и ему не поступить так же? Это был вызов, но вызов совершенно иного рода, что заставлял задуматься о сути свободы и хоть каком-то праве на вмешательство в жизнь целых вселенных.
Тусклый свет мерцал на полированных костях мегалодонов, освещая лицо Дарка Нэта, сжатое от ярости и бессилия. Его слова, пропитанные ядом и усталостью веков, звучали в тишине Серверной Душ, как скрип ржавых небесных врат:
— Арбитр будет недоволен, — скрипя зубами, процедил Дарк Нэт. Его голос был сдавлен, словно из него выжимали каждое слово с невероятным усилием.
Виктор, окутанный дымом магической папиросы, усмехнулся, его голубые глаза похожи на ледяные звезды в глубинах космического океана. Он выпустил кольцо дыма, и оно расплылось, словно туман над кладбищем забытых богов. Его голос, прокуренный и холодный, словно шепот из преисподней, разорвал тишину:
— А кому до твоих пернатых архангелов? Думаешь, он пошлет легион с небес из-за какой-то захудалой вселенной? Вселенной, где даже о Небесной Канцелярии не слышали?
Сигарета, тлеющая между его пальцев, казалась символом безразличия и беспощадной власти буквально тающей в руках. Он сделал еще одну затяжку, погружаясь в туман своего холодного превосходства, словно в болото забытых грехов и несметного могущества. А в тишине оставалось только этот туман и горький привкус неизбежного наказания, висящий в воздухе тяжелее всех костей древних морских чудовищ.
— Колоссы и выше тебя падали ниц перед Арбитром. Я не оставлю твои злодеяния без ответа.Крид внимательно слушал, не прерывая его, и только лёгкая улыбка играла в уголках его губ. Когда Дарк Нэт закончил, он медленно выпустил очередное кольцо дыма, которое расплылось в воздухе, словно туманность в бескрайних космических просторах.
— И всё-таки ничему ты не учишься, Черныш. Или уже забыл свою старую работу писаря творца и как ты её потерял вместе с работодателем? — он вновь усмехнулся, делая новую затяжку.
Крид лишь покачал головой, движение было медленным и изящным, словно он отряхивал с себя пыль веков. Но это не было просто жестом недовольства, а целым спектаклем, изысканно поставленной сценой, где каждое движение было наполнено смыслом. Его взгляд, холодный и проницательный, на мгновение остановился на Дарк Нэте, словно прощаясь и в то же время помечая его как незначительное отклонение от плана.
Затем, ещё раз поправив свою сияющую силой шинель, он сделал шаг к бирюзовому порталу. Каждый его шаг сопровождался едва уловимым мерцанием ткани одежды, и казалось, что само пространство изгибается под его ногами.
В мгновение ока он уже стоял на пороге портала, на границе между знакомым и неизвестным. В последний раз перед тем, как исчезнуть, он обернулся к Дарк Нэту. В этот миг он был не холодным и безразличным наблюдателем, а человеком, испытывающим легкое раздражение, которое не было похоже на то, что испытывал бы обычный человек.
Это было раздражение бога, чья работа была прервана в самый неподходящий момент. Не грозное негодование, а усталое фырканье, словно у кота, который устал от бесконечных просьб и жалоб — так он выражал свою крайнюю степень недовольства.
И только после этого он исчез в бирюзовом вихре портала, оставив Дарк Нэта наедине с его проблемами и тяжким ожиданием будущего наказания от Арбитра за уничтоженный мир и вселенную, поставленную на грань уничтожения.
Возвращение к работе не принесло Дарк Нэту облегчения. Серверная Душ, прежде казавшаяся храмом безмятежности, теперь давила своей бесконечностью, словно громада костей древних богов, надломленных временем и грехами вселенных. Свет миллиардов душ, заключённых в костяных монолитах, казался ему не божественным сиянием, а холодным, безмолвным осуждением.
Нэт начал составлять отчёт для Арбитра, его пальцы летали над мерцающими панелями управления, словно призраки, выписывающие приговоры в книге судеб. Но это не было просто составлением документа, а полноценным созиданием новой реальности, где правда была искажена, где одна конкретная ложь приобретала форму непреложного факта и самой истины. Он фабриковал улики, словно бог смерти и отмщения, лепящий из тумана и теней обвинения, он искажал правду, и ложь становилась более правдоподобной, чем самая незыблемая истина.