Дарк Нэт находил союзников для своего проекта по «падению» Крида — призрачные фигуры, обитатели забытых вселенных, с их тайнами и непростительными грехами. Они становились его инструментами, его марионетками, танцующими под дудку его мрачной мелодии обмана и лжи. И вскоре он был готов. Готов предстать перед Арбитром, готов раскрыть карты, готов показать ему свое извращённое видение правды, где он, Дарк Нэт, был не преступником, а спасителем, а Виктор Крид — павшим богом, достойным наказания. Тень его намерения простиралась по всей Серверной Душ, словно надгробная плита над мертвым миром, готовая разрушить гармонию и погрузить вселенную в новый, ещё более мрачный хаос.
Секунда слабости, а следом и миг сомнения пронзили Дарк Нэта острее любого клинка. Это была не просто слабость, а трещина в его несокрушимой броне, прорыв в его цитадели из холодного расчёта и железной воли. Но этот прорыв был залит сразу же волной ледяной мести, затопившей все остальные чувства и мысли. Всё остальное померкло, растворилось в этой поглощающей темноте, оставив только одно неумолимое желание — мести.
Месть, которая должна быть совершенна, месть, которая должна быть жестока и неотвратима, месть, которая должна стать легендой падения одного из древних колоссов. И она будет вписана в книгу судеб рукой Нэта. Оставалось только одно – написать Михаилу. Написать и стребовать с него старый долг, долг, забытый многими, но не забытый им. Это был долг, закреплённый не просто словами, а кровью, долг, закреплённый в самой ткани пространства-времени.
В его мыслях прозвучало имя Михаила, как приговор. Он ощущал в своих жилах не кровь, а лёгкий мерцающий туман, предвестник космических бурь. Архангел не посмеет отказать ему. Не посмеет, потому что он знал цену того, что Дарк Нэт ему подарил. Это была цена, выплаченная не золотом и драгоценными камнями, а частью самой души, частью самого его существования. И эта цена была достаточно высока, чтобы Архангел не стал пренебрегать своим старым долгом. Тьма, окутавшая Дарк Нэта, становилась всё гуще, и в ней уже проступали контуры будущей расправы, будущего триумфа мести, будущего потопа крови и хаоса, в котором утонет так ненавистный для него Крид.
Где-то неизвестно где и когда.
Виктор Крид шёл за мальчишкой, его фигура, словно высеченная из мрака надвигающейся ночи, казалась несокрушимым монументом грядущего уничтожения. Мальчик бежал впереди, его лёгкие шаги едва шевелили пыль на выжженной земле, а Крид следовал за ним с той же незыблемой грацией хищника, для которого сама земля – лишь поле боя. В его глазах, глубоких и холодных, как бездонные колодцы, отражалось не заходящее солнце, а безжалостный блеск грядущей бойни.
Они направлялись к стойбищу крымских татар, расположенному у подножия гор, рядом с грозными стенами Феодоро. Две культуры, две цивилизации стояли на грани столкновения, каждая со своими богами, законами и традициями. Но для Крида не существовало границ – он видел лишь океан человеческих жизней, подлежащих захвату, порабощению и последующему уничтожению. Его план уже был готов: холодный, тотальный, лишенный всякой жалости.
Его разум, подобный ледяному урагану, проносился над картой будущих завоеваний, каждое племя, каждое стойбище, каждый народ были уже приговорены. Он видел это всё с пугающей чёткостью: разрушенные города, истерзанные тела, море крови, заливающее землю, безмолвие смерти, которое накроет мир после его похода. Рим, вечный город, будет разрушен, его великолепие превратится в пепел, а его история завершится в крике умирающих. Это будет не просто завоевание, а истребление, тотальное уничтожение всего, что противостоит его бесконечной жажде власти. И в его сердце не было ни капли сожаления, ни малейшего признака человечности. Только холодный расчет и неумолимая жестокость завоевателя, пришедшего уничтожить миры.
Сумерки сгустились над степью, окутывая её густым бархатным покрывалом. Солнце, скрывшись за горизонтом, оставило после себя лишь багровые полосы на западе, предвещая наступление ночи, холодной и беспощадной, как сама судьба. Ветер, пронзительный и резкий, проносился над выжженной землей, шепча о грядущих переменах, о несчастьях, которые уже на пути.
Виктор Крид появился из этой тьмы, словно вынырнув из глубин преисподней. Его фигура, вытянутая и стройная, казалась не человеческой, а выкованной из самого мрака. Сливаясь с ночным небом, что делало его ещё более непостижимым, ещё более устрашающим. Он шел медленно, мерно, словно сам ход времени подчинялся его воле. За ним не было ни шума, ни движения, только тишина, густая и тяжёлая, словно предвестница надвигающейся бури.
Стойбище крымских татар, раскинувшееся в долине, предстало перед ним в своём хрупком великолепии. Юрты, освещённые мерцающим светом костров, казались крошечными островками тепла и жизни в безбрежном океане степи.