Крид: ЗА ОРДУ!!!

В воздухе витал аромат дыма, смешанный с запахом пряностей и земли, создавая атмосферу напряжённого ожидания. Но это ожидание было не просто тревогой перед грядущим днём, а глубоким чувством предопределённости, так и предчувствием неизбежного конца.

Крид, окруженный тенью и безмолвием, был не просто путешественником, забревшим в это место. Он был сам мрак, надвигающийся на хрупкие островки жизни, приносящий с собой не только ночь, но и конец всего сущего. Его присутствие сжимало воздух, как стальной капкан.

Ветер, пропитанный запахом полыни и выжженной солнцем травы, колыхал седые волосы старейшин. Они сидели полукругом у подножия громадного, векового дуба, ствол которого, изборожденный временем и молниями, казался самим воплощением истории их племени. Закатное солнце окрашивало небо в кроваво-багряные тона, предвещая нечто большее, чем обычный вечерний сумрак. В этой атмосфере напряженного ожидания, словно видение, материализовалось присутствие Крида.

Его фигура, высокая и подтянутая, резко выделялась на фоне заката. Светлые, почти белые волосы казались сияющими в лучах заходящего солнца, а светлая кожа резко контрастировала с темной, грубой одеждой. Лицо, хотя и загорелое от солнца, не выражало ни эмоций, ни намека на человеческие слабости. Оно было сосредоточено, готово к действию. Но глаза… вот что заставляло старейшин замереть.

Голубые, пронзительно-голубые, словно пламя, обжигающее холодом, они не просто смотрели, а пронзали насквозь, проникая в самые тайные уголки их душ. Холодные, спокойные, они напоминали око бури – бескрайняя безмятежность перед разрушительным штормом. В них не было ни злости, ни жалости, только холодная, бесстрастная оценка полезности того или иного «ресурса». Оценка, от которой не спрятаться.

Воздух, сгустившийся от напряжения и предчувствия, словно застыл в ожидании. Старейшины, замерев под пристальным взглядом Крида, казались стаей испуганных птиц, жавшихся друг к другу. Только самый пожилой из них, старейшина, медленно поднялся. Его лицо было испещрено глубокими морщинами, которые казались картой прожитых лет, а глаза хранили в себе всю мудрость и историю крымскотатарского народа.

Его движения были медленными, осторожными, но в них не было и тени страха. Седые волосы, спускавшиеся на плечи, казались серебряной гривой льва, готового вступить в схватку за своё стадо. Он медленно, с трудом, но с непоколебимой твёрдостью направился вперёд, каждый шаг отмеряя веками накопленной мудрости и жизненного опыта. Походка его была неуверенной, он опирался на посох, вырезанный из ветви древнего дуба, но взгляд оставался твёрдым, спокойным и сосредоточенным.

Он направлялся к Криду — загадочному существу, которое словно живое воплощение непогоды источало холод и мощь. Хотя годы изрядно поизносили его тело, дух оставался непоколебимым. Он шёл как представитель своего племени, как хранитель его истории и традиций, готовый встретить неизбежное лицом к лицу.

С каждым шагом напряжение вокруг нарастало, словно в ожидании столкновения двух миров, двух несопоставимых сил. Каждый шелест его одежды, каждый стук посоха о землю звучали как отсчет времени, отмеряя мгновения, оставшиеся до решающей битвы.

Старейшина, остановившись на расстоянии вытянутой руки от Крида, сплюнул на землю – жест презрения, вызова, но и одновременно признания неизбежного.

— Чужак… — прорычал он, его голос, хотя и слабый от возраста, пронзил воздух с нескрываемой неприязнью.

Крид, спокойно увернулся от плювка, словно от лёгкого порыва ветра. Его голубые глаза, холодные и бесстрастные, не выражали ни удивления, ни раздражения. Он лишь легко покачал головой, как бы отмечая бесполезность этого жеста.

— Хозяин! Зови меня так… — произнёс он спокойно, его голос был глубок и спокоен, как глубины бездны. В нём не было ни угрозы, ни просьбы, только констатация факта.

Этот ответ, его спокойствие и невозмутимость перед лицом прямого вызова поразили старейшину. В его глазах промелькнуло что-то похожее на страх, смешанный с уважением, а возможно, даже с каким-то непонятным почтением. Он быстро перекрестился, на мгновение забыв о Милостивом творце и пророке, ибо его руки дрожали.

— О милосердный Аллах, да простит его Тенгри! — прошептал он, и его голос задрожал, словно он был на грани. В этом возгласе не было просьбы о милосердии для Крида. Это была мольба о спасении, обращенная ко всем высшим силам, что он знал, а также мольба о защите от надвигающейся бури.

Затем, молниеносным движением руки, он подал сигнал лучшим воинам своего племени, дабы они отправили чужака к предкам вне очереди. Воздух словно сгустился, наполняясь ожиданием скорой и яростной схватки, которая должна была развернуться прямо на этой поляне, озаряемой последними лучами заката.