Крик болотной птицы

— А мне наплевать! — рявкнул Вайскопф. — Пускай его там разоблачат и линчуют — какая разница! Главное — чтобы он в точности выполнил поручение! Тем более что толку от вашего агента — никакого. Никакой особенной ценности его сообщения для нас не представляют! А так — хоть что-то. Вы поняли мою мысль, господин гауптман? Или — вам ее растолковать дополнительно?

— Понял. — Гауптман вытянулся в струнку.

— Вот и действуйте, — сказал полковник. — И не забудьте доложить мне о результатах операции. Хотя — нет, погодите… — неожиданно произнес полковник. — В чем-то вы правы — эти двое могут кое-что знать, а значит, быть для нас полезными… Ведь не исключено, что взрывное и агентурное дело — лишь прикрытие. Так сказать, легенда. А тогда — с какой целью они прибыли на самом деле? У мертвых об этом не спросишь. А живые — расскажут. Конечно, если им задать правильные вопросы… В общем, так. Убийство тех двоих пока отменяется. Вместо этого подумаем, как их взять в плен. Или — как к ним найти подход, если взять их в плен не получится. Мне нужно время, чтобы все как следует обдумать. И вы тоже думайте. Вдруг в кои-то веки вас осенит гениальная мысль? Бывает, знаете ли…

Гауптман щелкнул каблуками и повернулся, чтобы идти.

— Погодите, — окликнул его полковник. — А где сейчас находится партизанский отряд — это вы знаете?

— Наш агент сообщил, что они ищут новое место для своей базы, — ответил Ауг. — Где будет то место, агент не сообщил.

— Ступайте! — сквозь сжатые зубы произнес полковник Вайскопф.

Глава 9

— Итак, что вам известно об этом Воробье? — спросил Лысухин у Федоса.

Стариков, Лысухин и Федос сидели на пригорке недалеко от болота. Никого рядом с ними не было — разговор был важным, а потому лишние слушатели были ни к чему. Вечерело. Тут и там копошились партизаны — они обустраивали новый лагерь. Стариков и Лысухин в обустройстве не участвовали, им было некогда, их поджимало время. Нужно было приступать к следующему этапу задания — сдаче в фашистский плен. И Воробей, по замыслу Старикова и Лысухина, мог сыграть здесь важную роль.

— Не так и много, — пожал плечами Федос. — Не наш он, не здешний. Никто его до войны здесь не видел. Сам он говорит, что откуда-то из-под Могилева.

— Как он оказался в отряде? — спросил Стариков.

— Да я уж и не припомню. — Федос потер лоб. — Времени-то с той поры прошло — больше года! Как тут все упомнить со всей этой круговертью? Тем более что не один он у меня, а вот их сколько! — Федос повел вокруг рукой. — Хотя… сдается мне, он пристал к нам в какой-то деревне… Ну да, в деревне. Ходили наши мужики туда за провизией, ну и познакомились там с ним. И привели его с собой в отряд. Люди-то нам нужны, так что… А уж как он очутился в той деревне, того я не припомню. И тех мужиков не спросишь — погибли мужики… Так-то вот.

— Он не говорил, почему он не в действующей армии? — спросил Стариков.

— Сдается, что говорил, — припомнил Федос. — Ну да, говорил… Лично мне и говорил. Я-то стараюсь беседовать с каждым, кто приходит в отряд, чтобы, значит, понять, что у каждого в душе… Так вот, сказал, что не взяли его в армию по причине болезни. А уж какая это болезнь, о том я и не спрашивал. Оно и без того видно — хлипкий мужичонка. Сказал, что хоть он и хворый, а сражаться с врагом желает. Что я мог возразить на такие слова? Желаешь — так становись в наши ряды. Тем более что у нас тут много всяких: и хворых, и старых… Вот, даже женский пол и тот воюет.

— И с чего вы решили, что он фашистский агент? — спросил Лысухин.

— Да тут ведь как… — пожал плечами Федос. — Конечно, прямых доказательств у нас нет — о том я вам уже докладывал. Но… чужой он, понимаете? Дух у него чужой. Ведь что такое партизанский отряд? Он как одна большая семья. Неужто в семье не видишь, кто каким духом дышит? Так-то. А избавиться от него — так ведь он за руку не пойман. О чем, опять же, я вам сообщал. Вот и маемся с этим чужим человеком…

Разговор прекратился сам собой. Уже изрядно стемнело, работы в лагере почти прекратились: в темноте — много ли наделаешь? Тут и там вспыхивали костры — готовился ужин. Это были не открытые костры, которые видно издалека, а — потайные, в ямах и прочих укрытиях. Опасно в партизанском лесу зажигать открытые костры.

— Ты вот что, командир, — сказал наконец Лысухин. — Насколько я понимаю, не мешало бы сходить в разведку. Определиться, что к чему, нащупать ходы-выходы… Место-то — новое, неизведанное. Сидим здесь, как в мешке. Я правильно понимаю?

— Правильно, — кивнул Федос. — С рассветом отправлю разведгруппу…

— Две разведгруппы, — сказал Стариков.

— Что? — не понял Федос.

— Говорю — две группы, — повторил Стариков. — В первую группу можешь включать, кого хочешь. А вот во вторую группу — включи нас двоих и еще — Воробья.

— Долго объяснять наш замысел, — сказал Лысухин, почувствовав удивление Федоса. — А просто — пора нам…

— Это я понимаю, — осторожно заметил Федос. — Но как же Воробей? Он-то вам для чего?