Крик дьявола

Себастьян опасливо выглянул из-за бочки. Катер уже вошел в излучину реки, и Себастьян вдруг с ужасом понял, что его путь лежит футах в двадцати от рыбацкой сети. Бросив ружье на палубу, он вскочил. Пуля, выпущенная из «маузера» пролетела настолько близко от его уха, что у него чуть не лопнула барабанная перепонка. Он инстинктивно пригнулся, а затем, оглядевшись, бросился к кормчему.

— Отвали! — в запале заорал он и, грубо отпихнув араба, схватился за рулевой рычаг и круто повернул его. Едва не перевернувшись, дау угрожающе резко развернулось поперек протоки, образуя угол между собой и катером. Оглянувшись, Себастьян увидел, как толстый немец повернулся и что-то крикнул рулевой рубке.

Почти тут же нос катера развернулся, повторяя маневр дау, и Себастьян почувствовал внутреннее ликование. Теперь перед катером прямо по курсу пролегала линия крохотных черных точек, обозначавших растянутую сеть.

Глубоко вдохнув, Себастьян затаил дыхание и наблюдал, как катер плывет на сеть. Его рука так сильно сжала рулевой рычаг, что костяшки пальцев готовы были прорвать кожу, а потом он выдохнул с радостным ревом и облегчением.

Пробковые поплавки вдруг нырнули и исчезли из виду, оставив на поверхности воды лишь легкую рябь. Катер продолжал свой доблестный путь еще секунд десять, затем его равномерное пыхтение прекратилось, возник резкий стук, и нос дернулся от неожиданной остановки.

Разрыв между двумя судами увеличился. Себастьян видел, как немецкий офицер выволок из рулевой рубки испуганного аскари и безжалостно треснул его по голове, однако из-за быстро увеличивавшегося расстояния гневные тевтонские вопли были уже не так слышны, а потом и вовсе растворились в бурном веселье его собственной команды, пустившейся на палубе в пляс.

Араб-кормчий, вскочив на бочку, задрал грязную серую рубаху и голым задом выразил отстававшему катеру свое презрение.

11

Уже после того, как дау, степенно удаляясь, сначала оказалось вне досягаемости винтовочных выстрелов, а затем и вовсе скрылось из виду, Герман Фляйшер дал волю гневу, граничившему с эпилептическим припадком. Размахивая кулачищами, он буйствовал на крохотной палубе среди пытавшихся увернуться от его ударов аскари. Периодически возвращаясь к бесчувственному телу рулевого, он не забывал в очередной раз пнуть его. Наконец его ярость поутихла до такой степени, что позволила ему добраться до кормы и, перегнувшись через борт, взглянуть на мокрый узел намотавшейся на винт сети.

— Сержант! — Он даже охрип от напряжения. — Пусть двое с ножами спустятся и срежут это.

Наступила полная тишина. Все внутренне съежились, мечтая стать незаметными, чтобы избежать такой участи. Были выбраны двое «добровольцев», их заставили раздеться и, невзирая на отчаянные мольбы, вытолкали на корму.

— И пусть пошевелятся! — рявкнул Фляйшер, направляясь к своему складному креслу. Его личный слуга уже накрыл вечерний стол с «дежурным» кувшином пива, и Герман приступил к трапезе.

В какой-то момент со стороны кормы донесся визг и всплеск с последовавшей пальбой. Нахмурившись, Фляйшер оторвался от тарелки и поднял глаза.

— Крокодил схватил одного человека, — взволнованно доложил сержант.

— Что ж, пошли кого-нибудь еще, — ответил Герман, с наслаждением возвращаясь к приему пищи. Колбаса из последней партии была особенно вкусной.

Сеть так плотно обмотала вал и лопасти винта, что окончательно расправиться с ней удалось лишь спустя час после полуночи, уже при свете фонаря.

Ведущий вал и один из подшипников были деформированы, так что даже при работе двигателя в четверть мощности с кормы разносился устрашающий стук и грохот. Покалеченный катер медленно пробирался по протоке в открытое море.

В сероватом и бледно-розовом цветах рассвета катер миновал последний мангровый остров и вошел в ленивые воды Индийского океана. При полном безветрии и тишине Фляйшер безнадежно вглядывался в туманную утреннюю дымку, скрывавшую далекий океанский горизонт. Он забрался так далеко лишь в расчете на маленький шанс, что во время ночного плавания среди илистых берегов дау могло где-нибудь сесть на мель.

— Стой! — крикнул он своему побитому рулевому. Надрывный стук винта тут же прекратился, и после характерного толчка катер остановился, покачиваясь от слабого волнения.

Значит, они ушли. Выходить в открытое море на поврежденном катере было рискованно. Ему придется возвращаться и позволить дау с грузом слоновой кости и многочисленными кандидатами на повешение совершенно беспрепятственно удалиться на Занзибар — логово пиратов и прочих отбросов.

Фляйшер угрюмо посмотрел в морскую даль, скорбя о потерянном ценном грузе. Там было, пожалуй, не меньше миллиона рейхсмарок, из которых неофициальная доля за его «услуги» могла бы составить внушительную сумму.

А еще он горевал по поводу уплывшего англичанина — ему пока не доводилось повесить хоть кого-нибудь из них.