Крик дьявола

Конечным пунктом первого отрезка их маршрута была деревня Лути. Покачиваясь в машиллах – своего рода носилках типа гамака, свисавшего с длинного шеста, который размеренной трусцой несли четверо людей Лути, – Флинн и Себастьян благополучно попали из прибрежных низин в холмистую местность буша.

Носильщики машилл пели на бегу, и сочетание их глубоких мелодичных голосов с мерным покачиванием ввело Себастьяна в состояние глубокого умиротворения. Время от времени он засыпал. Там, где тропинка оказывалась достаточно широкой, давая возможность машиллам двигаться рядом, они болтали с Флинном, а потом он снова смотрел на меняющийся по дороге пейзаж и наблюдал за жизнью животных. Она была гораздо интереснее, чем в лондонском зоопарке.

Каждый раз, обнаруживая для себя что-то новое, Себастьян окликал Флинна для разъяснений.

На полянках и опушках бродили стада золотисто-коричневых импал – изящных, хрупких созданий, с любопытством наблюдавших за ними большими, широко раскрытыми глазами.

Полчища цесарок, подобно теням, брошенным на землю темными тучами, трещали и чирикали по берегам водных потоков.

Крупные желтые канны с короткими рожками и раскачивающимися подгрудками царственно трусили по кромке буша, словно живой бордюр.

Черные и лошадиные антилопы, темно-пурпурные водяные козлы с идеальными белыми кругами на заду, буйволы – здоровенные, черные, грозные, жирафы, изящные серны, стоявшие желто-коричневыми статуэтками на булыжных холмиках, – повсюду кипела жизнь во всех ее проявлениях.

Некоторые деревья казались настолько странными и необычными, что Себастьян вряд ли даже мог подозревать об их существовании. Разросшиеся, точно разбухшие баобабы под пятьдесят футов в обхвате, похожие на доисторических монстров, с их причудливых ветвей свисали продолговатые плоды, наполненные мучнистой мякотью. Попадались целые леса дерева мсаса, его листья – в отличие от привычно зеленых – были розового, шоколадного и красного цветов. Хинные деревья высотой около шестидесяти футов с ярко-желтыми стволами сбрасывали кору наподобие змеиной кожи. Рощи мопане с густой листвой отливали на солнце зеленым металлом. Лианы, точно длинные серые черви, поднимались из зарослей джунглей по берегам рек и свисали кольцами и гирляндами среди фиговых деревьев и древовидных папоротников.

– А почему не видно слонов? – поинтересовался Себастьян.

– Месяцев шесть назад мы с ребятами здесь поработали, – отозвался Флинн. – Думаю, они ушли отсюда – возможно, на север, за Рувуму.

Ближе к вечеру они спустились по каменистой тропке в долину, и Себастьян впервые увидел поселение людей. В низинах долины на участках неправильной формы земля была обработана, и на плодородном черноземе виднелись зеленые всходы проса, а на берегу небольшой речушки стояла деревня Лути. Неопрятные на вид хижины из травы формой напоминали пчелиные ульи, возле каждой стояло круглое строение типа амбара, на стойках, с глиняными стенами. Хижины располагались условным кругом, в центре которого было свободное пространство с хорошо утоптанной босыми ногами землей.

Вся деревня – триста душ – вышла встречать Флинна: от ковылявших стариков с седыми головами, обнажавших в беззубой улыбке десны, до младенцев, пристроенных на обнаженных бедрах матерей и, точно большие черные улитки, прицепившихся ртом и руками к кормящей груди.

Сквозь радостно улюлюкающую и хлопающую в ладоши толпу Флинна с Себастьяном пронесли к хижине вождя, где они вылезли из машилл.

Флинн и старый вождь тепло приветствовали друг друга: Флинн – в благодарность за уже оказанные любезности и в расчете на новые, а вождь – отдавая должное репутации Флинна, а также за то, что где бы Флинн ни побывал, он неизменно оставлял после себя горы хорошего красного мяса.

– Ты пришел охотиться на слонов? – поинтересовался вождь, с надеждой глядя на его ружье.

– Нет, – покачал головой Флинн. – Я возвращаюсь издалека.

– Откуда?

Прежде чем ответить, Флинн многозначительно посмотрел в небо.

– Издалека.

По толпе прокатился благоговейный ропот, и вождь понимающе кивнул. Всем было ясно, что Фини определенно ходил пообщаться со своим alter ego Мономатапой.

– Ты долго пробудешь в нашей деревне? – вновь с надеждой в голосе спросил вождь.

– Я останусь только на эту ночь. Я уйду на рассвете.

– А! – В голосе вождя послышалось явное разочарование. – Мы собирались подарить тебе танец. Мы знали, что ты идешь, и мы готовились.

– Спасибо, нет. – Флинн знал, что «танец» мог растянуться на три-четыре дня.

– Мы сделали много пальмового вина, и оно уже готово. – Этот довод вождя сразил Флинна наповал, точно удар носорога: он уже много дней оставался без алкоголя.

– Друг мой, – произнес Флинн, чувствуя, как от предвкушения у него из-под языка уже брызжет слюна, – я не могу остаться на твой танец, но я выпью небольшую калебасу[17] вина в знак любви и уважения к тебе и твоей деревне. – Тут он повернулся к Себастьяну. – На твоем месте я бы даже не стал это пробовать, Басси, – самая настоящая отрава.

– Пожалуй, – согласился Себастьян. – Пойду на реку, помоюсь.