«И совсем нехарактерно», – добавила про себя Роза О’Флинн, наблюдая за тем, как отец тщательно обмерял ноги, руки, шею, грудь и талию Себастьяна.
– Вот не знаю, как быть со шляпой и обувкой, – уже заканчивая, вслух рассуждал Флинн. – Но я что-нибудь придумаю.
– И что бы это все могло значить, Флинн О’Флинн? – подозрительно поинтересовалась Роза.
– Ничего, ровным счетом ничего. – И чтобы избежать дальнейших расспросов, Флинн, забрав свои записи с сантиметром, поспешил из комнаты.
Какое-то время спустя, когда Мохаммед с носильщиками вернулись из «закупочного похода» в Бейру, они с Флинном уединились в тайном уголке оружейного склада.
– Купил? – нетерпеливо поинтересовался Флинн.
– Да, пять ящиков джина. Я оставил их в долине – в пещере за водопадом, – прошептал Мохаммед, и у Флинна вырвался вздох облегчения. – Но кое-что захватил с собой. – И Мохаммед извлек из-под одежды бутылку. Вытащив зубами пробку, Флинн плеснул себе немного в имевшуюся наготове эмалированную кружку.
– А с остальным что?
– Сложно было – особенно с шапкой.
– Но ты достал? – с нетерпением оборвал Флинн.
– Тут не обошлось без помощи Аллаха. – Мохаммед никак не хотел торопиться с рассказом. – В гавани стоял германский корабль – по пути в Дар-эс-Салам он остановился в Бейре. На его борту были три немецких офицера. Я видел, как они расхаживали по палубе. – Сделав паузу, Мохаммед откашлялся, словно в преддверии напряженного развития событий. – В ту ночь мой друг переправил меня в лодке на корабль, и мне удалось попасть в каюту одного из солдат.
– Ну, где товар-то? – Флинн начал терять терпение. Подойдя к двери рондавеля, Мохаммед подозвал одного из носильщиков. Затем вернулся со свертком и положил его перед Флинном на стол. Гордо улыбаясь, он ждал, пока Флинн его развернет.
– Боже всемогущий! – выдохнул Флинн.
– Красота?
– Зови Манали. Скажи, чтобы немедленно шел сюда.
Десять минут спустя Себастьян, которого Роза наконец неохотно перевела в категорию «ходячих» пациентов, вошел в рондавель, где был с радушием встречен Флинном.
– Садись, Басси, малыш. У меня для тебя подарок.
Себастьян нехотя выполнил просьбу, не сводя глаз с лежавшего на столе накрытого тканью предмета. Подойдя к столу, Флинн сорвал с него ткань. Затем церемониально, точно архиепископ Кентерберийский[20]
, он поднял шлем и с благоговением, как корону, опустил его на голову Себастьяну.Готовый к полету золотой орел уже поднял крылья и в беззвучной угрозе раскрыл клюв; черная эмаль сияла матовым блеском, а золотистая цепь тяжело провисала у Себастьяна под подбородком.
Это было настоящее произведение искусства. Головной убор обладал настолько мощным воздействием, что словно поглотил Себастьяна, вобрав в себя его голову до самой переносицы, так что глаза были едва видны из-под выдающихся краев.
– Великоват на пару размеров, – констатировал Флинн. – Но можно подложить внутрь каких-нибудь тряпок, чтобы его слегка приподнять. – Сделав пару шагов назад, он наклонил голову, оценивая производимый эффект. – Басси, ты сразишь их наповал, малыш.
– А для чего это? – с беспокойством в голосе поинтересовался Себастьян из-под металлического шлема.
– Потерпи – узнаешь. – Флинн повернулся к воркующему от восхищения Мохаммеду. – Где одежда? – спросил он, и Мохаммед с напускной важностью махнул носильщикам, тащившим ящики от самой Бейры.
Парбху – индиец-портной – явно поработал на славу. Поставленная Флинном задача, несомненно, затронула креативные струнки его тонкой души.
Через десять минут Себастьян все еще стоял в центре рондавеля, а Флинн с Мохаммедом медленно ходили вокруг него, выражая восторг и поздравляя друг друга с успехом.
Помимо внушительного шлема, который теперь, благодаря уложенным внутрь тряпкам, сидел на голове повыше, на Себастьяне были небесно-голубой китель и галифе. Манжеты кителя были оторочены желтым шелком, и такая же полоска проходила по внешней стороне галифе, а воротник-стойка был расшит металлизированной нитью. Высокие черные сапоги со шпорами нещадно жали, так что Себастьян стоял красный от неловкости, неуклюже скосолапив ноги.
– К чему все это, Флинн? – жалобно пытался выведать он.
– Басси, малыш, – Флинн трогательно положил руку ему на плечо, – ты отправишься собирать для… – Чуть было не сказав «для меня», он, спохватившись, продолжил: – для нас жилищный налог.
– Что за жилищный налог?
– Жилищный налог – это ежегодная сумма в размере пяти шиллингов, которую платят местные вожди германскому губернатору за каждую хижину в своей деревне. – Подведя Себастьяна к стулу, Флинн усадил его так бережно, словно тот только что сообщил ему о своей беременности, и тотчас поднял руку, упреждая все расспросы и возражения. – Да, да, ты пока еще не понял. Все тебе объясню. Просто закрой рот и послушай. – Усевшись напротив Себастьяна, он доверительно подался вперед. – Итак! Немцы, как мы уже говорили, должны нам за дау и прочее – согласен?
Себастьян кивнул, и шлем сразу сполз ему на глаза. Он поправил его.