Крик души

Никки понятия не имела, что сейчас происходит или даже который час. Она предположила, что еще утро, потому что еще никто не принес ей обед. Впрочем, она все равно не стала бы его есть. Во рту у нее пересохло, а внутренности так сжались, что вряд ли были в состоянии справиться с пищей. Однако, похоже, теперь ей лучше удавалось сдерживать панику, чем прошлой ночью, когда она совершенно измучила ее. Никки подремала час или два лишь перед самым рассветом, а когда проснулась, то обнаружила, что рациональная, здравомыслящая Никки пытается проложить себе путь сквозь стену демонов. Она ничем себе не поможет, если отпустит свое воображение на волю, не переставала говорить ей эта Никки. Ей нужно оставаться сосредоточенной и сильной и ни на минуту не забывать: она не сделала ничего плохого, а значит, ей совершенно нечего бояться. Это Англия, здесь правосудие одинаково для всех, а ошибки, сделанные во время вскрытия, быстро обнаруживают, и потому все ложные предположения и неправильные допущения можно вовремя исправить и сдать в архив.

Неожиданно в ней робко проснулся оптимизм: она решила, что затянувшееся сидение в камере может быть вызвано повторным вскрытием. Как бы там ни было, вчера вечером ей явно удалось убедить сержанта МакАллистер в том, что она говорит правду; следовательно, детектив или обратилась к другому специалисту с просьбой проанализировать результаты, или, возможно, вообще предложила заново провести экспертизу. Если это так, то в любую минуту дверь может распахнуться, и ей сообщат, что первоначальные результаты были или неверными, или перепутаны с другими и она может идти домой.

Однако время шло, а единственными звуками, которые до нее доносились, были стук и скрежет других дверей, бренчание ключей и редко — громкие голоса; и шаги, которые приближались и удалялись, но ни разу не остановились у ее камеры.

Сержант уголовной полиции МакАллистер вернулась в полицейский участок на Броудбери-роуд, проведя все утро за столом, разбираясь с новыми данными по другим делам, которыми она занималась и от которых большинство среднестатистических граждан вывернуло бы наизнанку. Она тоже не воспринимала их как поучительные, но, по крайней мере, они не мучили ее сознание так, как это было в случае с Николь Грант. Она сочувствовала девушке и жалела, что не в силах ничего предпринять, чтобы помочь ей; но закон есть закон, и, независимо от того, насколько понятным мог быть мотив, никому нельзя было позволить избежать ответственности за убийство невинного младенца, даже если этому самому младенцу все равно суждено было умереть.

Подняв глаза, когда в комнату для допросов, где их разместили, вошел Фримен, она откинулась на спинку стула и спросила:

— Ну как, все алиби подтвердились?

Фримен кивнул.

— Друзья были в Лондоне на съемочной площадке; патронажная сестра находилась на запланированной встрече с представителями службы социального обеспечения, и ни у кого больше, кроме владельца, нет ключей от дома.

— Кто-то уже говорил с владельцем?

— В настоящее время он находится в Испании, куда уехал в прошлую пятницу; и поэтому, думаю, его можно вычеркнуть из списка подозреваемых.

— Никаких признаков взлома?

Фримен покачал головой.

МакАллистер вздохнула и снова посмотрела на папку с делом.

— Итак, если соединить выводы патологоанатома с признаниями нашей девушки (сначала оператору службы «999», затем дежурному реаниматологу, затем мне), а также с записями в ее дневнике и показаниями… как там ее зовут?

— Кристин Лил, — напомнил ей Фримен.

МакАллистер нашла нужную бумагу в куче других.

— Тогда все указывает на преднамеренное убийство, — заключила она, еще раз просматривая показания. — «Мне хочется, чтобы он мог уйти сейчас, пока с ним не начали происходить все эти ужасы… Я не знаю, есть ли на свете Бог, но я точно знаю, что никакое живое существо не должно терпеть такие страдания… Он — мой сын, так почему у меня должно быть меньше прав решать, что с ним случится, чем у чего-то неопределенного: судьбы или…» — МакАллистер поморщилась и покачала головой.

— Служба уголовного преследования наверняка возбудит дело по этой статье, — заметил Фримен.

МакАллистер подняла глаза, когда в дверь протиснулась голова полицейского в форме.

— Простите, что помешал, — сказал он. — Пришли друзья Николь Грант. Один из них — отец ребенка. Они принесли ей одежду и спрашивают, могут ли повидаться с ней.

МакАллистер посмотрела на Фримена.

— Пойди поговори с ними, а я отнесу это к начальнику уголовного отдела, — сказала она. — Он на месте? — спросила она у полицейского.

— Был у себя, когда я видел его в последний раз, — ответил тот.

Фримен встал.

— И что мне им сказать?

Сердце МакАллистер сжалось, когда она сказала: