Крик и шепот (ЛП)

Йео продолжает рассказывать о своем фотоаппарате. О том, как он будет практиковаться в съемке людей и насекомых. Но в основном меня. Дрожащей рукой я беру нож. Йео такой оживленный и счастливый. Это должно приносить счастье и мне… Но на меня опускается тьма.

Предчувствие беды.

Беспокойство. Волнение.

Что если он придет?

Что если появится тут прямо сейчас?

Будет ли он свирепствовать и сеять хаос в семье Йео?

Причинит ли им боль?

«Кейди. Кейди. Кейди».

Приятный голос Йео доносится до меня сквозь облачную дымку, но недостаточно быстро. Здесь вонь Нормана. Затхлый дым и дешевая выпивка. По моей коже проходит дрожь, когда я чувствую его присутствие в доме.

«Кейди. Кейди. Кейди».

Я вырвана из настоящего и брошена в прошлое.

С ним.

Моим ночным кошмаром.

Норманом.

Папочкой. 

* * * 

— Кейди, — бормочет папочка, падая лицом вниз на мою кровать.

Я вздрагиваю от того, что он так близко. От него воняет. От папы всегда воняет.

Ненавижу его запах.

— Я хочу спать. Не хочу обниматься, — смело говорю я ему.

В ответ на это он мрачно смеется. Папин смех страшен. Ненавижу его. Папины пальцы щекочут мои ребра. Ненавижу его щекотку. Ничто в ней не вызывает у меня смех.

— Кейди, малышка, — бормочет он, уткнувшись носом в мои волосы. — Но ты всегда делаешь так, что папе становится лучше.

Я сглатываю, и одинокая слеза стекает по моей щеке. Его пальцы больше не щекочут. Они скользят вверх и вниз по моим рукам, стараясь успокоить меня. Но теперь это меня пугает. Я ненавижу его пальцы.

— Мне нехорошо, — вру я, надеясь, что он оставит меня в покое. Но он не оставляет, никогда. Каждый вечер он приходит ко мне в комнату, чтобы я помогла ему почувствовать себя лучше.

— Моя медсестра заболела? — невнятно бормочет он. — Сегодня вечером я должен быть медсестрой?

Еще больше слез.

— Дай мне почувствовать твое сердцебиение, — бормочет он, — чтобы я мог убедиться, что с моей пациенткой все в порядке.

Его пальцы скользят под мою ночнушку. Я вздрагиваю, но испытываю благодарность за то, что они не коснулись моих трусиков и замерли на груди. Он хрюкает, вдавливая в меня что-то твердое. Боюсь, что однажды он сделает что-то ужасное этой штукой. То, что причинит мне боль.

— Мне кажется, ты в полном порядке, — говорит он. — Но возможно, мне стоит проверить все, чтобы знать наверняка. Убедиться, что у тебя не сломаны кости или что-то еще.

«Жаль, что я не могу сломать ему кости», — эта мысль, такая злая и быстрая, сбивает меня с толку.

Он мой папа. Я ведь не могу навредить папе, да?

Но ведь он причиняет мне боль…

Господи, пожалуйста, помоги мне.

— Он не мой папа.

Я осматриваю свою темную комнату в поисках человека, которому принадлежит голос. Свирепый, но юный. Мальчик. Смелый. Не то, что я.

— Кто ты? Зачем ты в моей комнате? — требовательно спрашиваю я, вглядываясь в темноту. Мне стыдно, что этот мальчик видит, как мой папа прикасается ко мне. — Пожалуйста, уходи.