Крик ястреба

Но не зря возник среди травы низкорослый степной конь с длинной мохнатой гривой! Встал на дыбы встречь ветру. На нем — смелый всадник в кольчуге и богатырском шлеме с меховой опушкой. С тугим луком во вскинутой руке. Настоящий половецкий витязь! Наложил на тетиву огнеперую стрелу с серебряным наконечником, целится в злое облако!

И не важно, что всадник — мальчишка. По возрасту — не старше Василька. Зато у него сильная рука, и смелый, прицельный взгляд!.. Длинные волосы выбились из-под мохнатого шлема, пылают на ветру желтым факелом. Он не промахнется!

Каждый, кто видел «Стрелка», сразу узнавал, кто тут нарисован. И сам Атрок говорит, что получилось очень похоже. И что картина — просто замечательная.

— Правда, коня у меня такого нет… — вздыхал он. — Ну, ничего. Вот поеду с папой в степь на раскопки, будет там у меня свой конь.

Борис Глебович, Атроков папа, картину тоже одобрил. Долго смотрел на нее в первый раз, а потом сказал:

— Очень похоже.

Серьезно так сказал. А потом добавил совсем уж непонятно:

— Вы даже сами не представляете, как похоже… А кстати, откуда вы взяли этот сюжет? — спросил он маму.

Мама тогда засмеялась.

— Даже не знаю. Кажется, мне это приснилось. Солнце, туча… И всадник. Захотелось нарисовать. А ваш Атрок лучше всего подошел к этой картине…

Отец у Атрока — археолог. По словам Василькова папы, он просто жить не может без своих половецких древностей. Потому и сына назвал таким историческим именем.

Лук, такой же, как на картине, висит у Бориса Глебовича в кабинете. И еще колчан с тремя огнеперыми стрелами. Их Борису Глебовичу подарили друзья в тот день, когда родился Атрок. Он сам об этом рассказывал. А лук этот Атрок и Василько брали несколько раз для игры в охотников…

Единственный, кто неодобрительно относится к маминым картинам, это Сергей. Говорит, что от них пахнет язычеством… Он мамин брат, двоюродный. А еще, «по совместительству», священник в местном храме. В том самом, старинном. Более глупого занятия, по мнению Василька, даже придумать невозможно! Он так и заявил однажды дядюшке…

Вообще, на этой религиозной почве у них с Сергеем постоянные споры. Василько никак понять не может, как люди могут верить в какого-то бога, и в «прочую ерунду». С таких своих позиций он и атаковал «любимого дядюшку» в тот памятный майский день.

— Ладно, в древности люди верили в богов и во всяких святых… Так это же по неграмотности! Но сейчас-то, в век дальнего космоса! Это недоразумение какое-то! — горячился Василько.

— Эх, юноша! — рокотал добродушным баском Сергей, снисходительно улыбаясь в русую бородку. — Это в тебе детский максимализм бродит. Вот подрастешь, сам во всем разберешься. Тогда другое скажешь. Я ведь и сам был в твои годы таким непримиримым… Заблуждался. А Вера, она… Умные люди испокон веков верили. И нам не грех.

— А Листики? А дельфины?! У них ведь никакого бога нет!

— Точно, нет! — пискнул Листик.

— Помолчал бы лучше, почка нераскрывшаяся! — сердито донеслось с сергеева запястья.

Дядюшка продолжал посмеиваться.

— Ну, так что же… Пути Господни неисповедимы, как и дела его. Все в руках Божьих. Безбожных Листиков еще в кои веки обнаружили по промыслу Его, а Вере сие нимало не повредило. Наоборот даже. Людям без Бога нельзя.

— Все равно никакого бога нет! — упрямо заявил Василько.

— Да. Нет Бога… — хохотнул Сергей. — А человек произошел от обезьяны!.. Слышали мы уже эти басенки. А вот ты мне ответь, чему вас в школе учат с самого первого урока? И что в основу Закона положено? Где его Камень Краеугольный? Ну-ка, скажи!

— Что заложено?.. Ну, это… — поскучнел Василько. Он почувствовал себя, как полководец, за пять минут до победы получивший предательский удар в спину.

Глядя себе под ноги, он с неохотой прочитал знакомые наизусть слова:

— «Помни, каждый живущий, что в Мире ты не один. Так будь же братом и другом всякой твари земной. Умей соизмерять с этим все свои деяния и помыслы… Свято храни землю родную от недруга, но не обращай меча на братия свои…»

— Вот, — сказал он, когда закончил, не глядя на усмехающегося дядюшку.

— Все правильно, — пробасил тот. — Вижу, «Заветы» ты знаешь. А скажи, кто даровал нам их? Кто, как не ангел Господен на поле Липицком?

— Это легенда! — быстро возразил Василько.

— Не легенда, а неоспоримейший факт! Тысячи людей сие видели. А кто видел твою обезьяну?.. Молчишь? Вот, то-то же. Факты, милый мой, упрямая вещь.

Обычно после таких споров, давно привычных, и заканчивавшихся почти всегда одинаково, Василько целый день ходил сердитый. Кому приятно, когда тебя, раз за разом, как неразумного котенка в молоко, тычут носом в «факты», да еще и посмеиваются при этом?! Но сдаваться Василько не собирался. Он был убежден в своей окончательной правоте.

Не сдался он и на этот раз.

— Я мог бы припечатать тебя на обе лопатки! — дерзко заявил он улыбающемуся Сергею. — Такую кучу фактов выложить, что сам поймешь, что заблуждаешься. Жалко только время тратить… К тому же сейчас мне некогда. Но в следующий раз…

Сказав это, Василько независимо пожал плечами, и, поспешно покинув дядюшку, отправился по своим делам.