«Нынче в Амбарах медведь у костра прямо замял человека. Какого-то физика из Новосибирска, кандидата наук. Слышал?»
«Как не слыхать, кругом говорят. — Савелий Савельич задумался. — Тайга и река — они без жертв не живут. Им, великим, свое отдай».
«Ты прав, капитан…»
«Да что теперь стали медведи! Нынче не этим, сам знаешь, живет здешний край. А чем он живет, то мимо меня не проходит, Сергей Александрович! Я ко всему тут причастен. Грузы вожу, людей и радуюсь, когда вижу со своего капитанского мостика груженые баржи, танкеры, вертолеты, снующие во все концы по неотложным делам. Ведь я Обь от Камня до Салехарда, считай, множество раз проутюжил… И все же ты птица вольнее меня! Ты и в Губе бывал, Байдарацкую и Гыданскую тундру видел. А меня туда не заносило… Ты по Чукотке бродил и по Новой Земле… Ранней весной хотелось попасть в Заполярье, к прилету туда гусей. Но нет, не бывал там Савелий Савельич и теперь уж, конечно, не побывает. Завидую тебе очень, милый Сергей Александрович! Скажи, куда теперь путь держишь?»
«На север! Замыслил создать три полотна о севере и северянах. В устье Пасола высадишь нас…»
«Так ты не один! Проговорился, каналья… Сколько вас — двое, трое? Или табором целым, артелью туда собрались?»
«С девушкой еду, Савелий Савельич! И если знать хочешь, — с молоденькой. И она не художница, не натурщица. Студентка историко-филологического факультета. Тусей зовут!»
Соснин прямо смотрел в глаза капитану, и в мягком его, чуть ироническом взгляде можно было прочесть: «Удивляйся, старик, но судить не суди. Я и сам хорошо не понимаю, что со мной происходит…»
«Ну то-то ж, дружок! — привскакивая, взрывно обрадовался Савелий Савельич, будто только того и ждал от приятеля — искреннего признания. — Хоть Нырков твой и прост, как ворона, но хитер, как бес! Духи-то я сразу унюхал — тонкие, женские. И вид твой тебя выдавал… Ты прости мою стариковскую въедливость… Все же, наверное, натурщицу взял?»
«Савелий Савельич! Я натурщиц своих с собой не вожу. Когда надо, я их пишу в мастерской. И ни один посторонний глаз не видит этого таинства. Ну, спасибо за угощение, за разговор! Я пошагал, а то меня ждут…»
«Подожди. Задержу на минутку еще. Утоли любопытство: с женой разошелся? Помню, как буйствовала однажды твоя благоверная, когда ты в Нюргу ее возил. С такой, ей-богу, не жизнь!»
«Не вспоминай, Савелий Савельич, — Соснин выставил перед ним оградительно руки. — Еще не развелся, но — разведусь… Может, я с головой нынче в самый омут кидаюсь, а ни страха в душе, ни раскаяния нет. Кидаюсь с надеждой, что выплыву! Работы хочу, понимания и временами — покоя…»
…Через два дня Соснин и Туся высадились на берегу Пасола, когда-то безвестной, а теперь широко знаменитой протоки, где, в стороне от Оби, в густоте молодого кедрового бора, тогда вовсю уже строился, рос новый город нефтяников…
«Тобольск» удалялся, а молодой штурман, склонившись картинно на поручни, с незатухающей завистью смотрел на сошедшую на берег пару.
«За борт не свались!» — подкольнул его с мостика капитан Нырков, знавший за штурманом слабость волочиться за женщинами.
Штурман выпрямился, поправил фуражку, погладил пальцем налево, направо щетинку усов и тотчас ушел с палубы. Шея его густо краснела…
10
В высокие паводки Обь подступала к домику Соснина в Нюрге — под самые окна, и он причаливал лодку прямо к крыльцу. Без лодки и шагу не может нарымец шагнуть в талое время года. Чем не конь под седлом!
Только есть-пить не просит. Смоли да подкрашивай…
Вольный, мутный разлив приносил сюда, под крутой берег, шальной простор и особенный запах лугов — корья старых, трухлявых ветел, измочаленной мокрой травы, застойного ила и чего-то еще — сырого, низинного. Запах этот пленил, будоражил, с ним приходило душе и земле обновление…
Половодье захватывало и маленький огород за сараем, где Сергей Александрович выращивал зелень и картошку. Все было свое и под боком, отпадала нужда отвлекаться, возить из деревни. Но годами вода застаивалась, и тогда огород пустовал, зарастая к закату лета бурьяном такой густоты и мощи, что одолеть его можно было лишь острой косой, и то не кося, а срубая.
В разлив соснинский огород привлекал всякую рыбу. Сюда заплывала и хитрая стерлядь, а простоватые щуки, язи — эти шутя попадались в фитиль или сеть, поставленные где-нибудь на задах двора. Без рыбы Соснин не жил, но ловил ее столько, сколько было необходимо ему одному, заезжим друзьям да двум веселым дворнягам — Чернушке и Рыче.
В нормальный паводковый год вода отступала в межень, и тогда одинокий дом, обнесенный заплотом из старых обветренных плах, окруженный с трех сторон черемуховой зарослью, красиво был виден с палубы проходящих судов, вызывая у капитанов искушение пристать хоть на час к живописному берегу.