Крик (СИ)

Закончив свой отчёт, мы уселись и тут началось «избиение младенцев», по каждой кандидатуре, которую выставляли тренера, предлагая перевести на другую деятельность, пятёрка советовалась и выносила решение. Если некоторых переводили на не плохую работу: в автомастерскую или на завод, кого-то просто отправляли в деревни. Я вспоминал мальчишек, учащихся в нашей группе, каждый из них горел желанием быть военным, и я представил, как одного из них отправляют копать поля, у меня даже сердце сжалось:

— А их вы спросить не хотите, что они сами хотят? — не сдержавшись встал я.

— Занятие им подбирается в соответствии с их склонностями, — ответила пожилая женщина.

— А чем вы лучше так ненавистного вами Общества с их профессиональными тестами? — выплюнул я.

— Тем что мы не убиваем непригодных к чему-то, — взвилась Ася.

— Ничего, не долго осталось, — схлестнулся с ней я.

— Да что ты понимаешь! Будет так как я сказала, — последнюю фразу она говорила тихо, но от тона по спине пробежали мурашки, да уж, становилось понятно, что будет именно так. Я рассержено махнул рукой и ушел.

В тот вечер я долго торчал в зале мутузя ни в чём неповинную грушу, то же мне нашлись боги! Вита, сидевшая на лавке около дома, показалась отдушиной. Мы, наверное, час болтали ни о чём. Я склонился к ней, она смеясь шептала мне на ухо какую-то ерунду, а я постепенно успокаивался. В какой-то момент, я поднял глаза на входную дверь, там стояла Ася, стояла не далеко, буквально в пяти шагах, на её лицо падал свет фонаря, она не отрываясь смотрела на нас с Витой. Лучше бы я не смотрел ей в глаза, в груди что-то болезненно сжалось. Она, наверное, на меня более счастливыми глазами смотрела, если бы я ей сейчас в сердце воткнул нож. Столько боли и отчаянья было в её взгляде. Она стояла ещё секунду, а потом опустив плечи ушла, оставив нас с Витой сидеть на лавке, окутываемых ночью.

21

Трус ли я? Определенно да. Ведь трусость — это не только пойти на врага с оружием, страх видеть человека и осознавать, что сделал ему больно это тоже трусость. Я сколько мог провалялся в постели оттягивая момент выхода на улицу и встречи с людьми. Мне, казалось, что все знают о том, что вчера я разбил сердце Асе, о том, что я её предал. Почему предал? Не знаю, но именно это ощущение поселилось в моём сердце. Но когда я вышел на улицу меня ждал шок: улицы словно вымерли, обычно постоянно бурлящая жизнь словно заснула, лишь изредка мне встречались люди пока я шел к месту тренировки.

— Что случилось? — спросил я Никича, сразу, как только переступил порог. Он пожал плечами.

— Да вроде бы ничего.

— А где люди?

— А, это. Военные ушли на границу.

— Почему? — я совершенно не понимал, что происходит.

— Вроде бы ночью объявили сбор и рано утром они ушли. В военные дела обычно всех не посвящают. Если произойдёт из рада вон, тогда оповестят, но на моей памяти такого не было. Правда я здесь не так давно. Когда я присоединился к повстанцам уже был этот город и пара деревень, так что на границах я не был. Я ведь уже не молодой и меня в военные не взяли, учи говорят молодняк. А почему нет? Я своё отвоевал.

— Ты бывший военный?

— Охранник лагеря, — собеседник сжал губы в тонкую линию, словно сожалея о том, как прожил жизнь, — я ведь долго верил в необходимость всего того что там происходило. Идеологи раньше свой хлеб не зря ели, это последние лет десять Общество совсем расслабилось. Ну правильно вам то эти идеи внушались с рождения. У нас были родители или бабки с дедами, которые видели войну, которые боялись и могли передать свой страх нам, а вы родились в идеальной стране, которая якобы для вас делала всё. Мне казалось, что только так наука перейдёт на новый уровень, а когда понял то куда бежать не знал, думал повстанцы меня разопнут. Я мало хорошего в общечеловеческом понимании сделал ведь. Но нет приняли, — он как-то обреченно вздохнул и опустил глаза.

— Я скоро вернусь, — надо разузнать что же произошло.

Сначала я подался в кухню, но там не было Кары, девочки пожали плечами и сказали, что она всегда уезжает с Асей, то же я услышал и в автомастерской о Кондрате. Оставалась последняя что Мелиса что-то знает. Но знахарка тоже пожимала плечами. Вроде Общество нарушило границу и напало на приграничную деревушку.

Неделю в городе была тишина. Я весь извёлся, не зная куда себя приткнуть, на душе было очень неспокойно, я не мог спать и толком есть. Чего я боялся? Под конец я сознался сам себе, что мне страшно больше никогда не увидеть Асю. Когда она была рядом я с радостью придавался размышлениям о том, что меня к чему-то принуждают, что я не хочу. Сейчас же я вдруг осознал, что, например, совершенно не старался перевести отношения с Витой в другую плоскость, что я хочу видеть Асю, хоть мельком, просто знать, что с ней всё в порядке.