Крик в ночи (СИ)

Анастасий Евлампиевич сделал предложение полуглухой графине Тулуповой и в качестве приданого припас две сногсшибательные ночные вазы. Теперь графиня желает видеть Хмыря не иначе, как обербургомистром (она так и сказала) Земли Франца и Осифа. Хмырь мечется в поисках профсоюзной путевки в какой-то заповедник.

Шпион в душе рвал и метал! Могучее антисоветское здание, возведенное им с таким трудом, рушилось, словно карточный домик. На кого он рассчитывал?! На кого возлагал надежды?! На продажных щелкоперов и глухих графинь, которые в свои девяносто лет выскакивают замуж за аморальных ничтожеств, на прикарманивающих детские пеналы продавщиц, на мямлей-акселератов! А эта шлюха Мери! О, она получит у него по заслугам!

— Что делает Савелий Новиков?

Савелий уже сидит. Ему дается восемь лет, чтобы не торопясь и всерьез поразмыслить над своим светлым будущим.

«Это все Шельмягин! — негодовал Филдс, кусая ногти. — Кто-то из отщепенцев пробалтывается — и его берут со всеми потрохами». Ну, уж нет! За просто так его не прижмешь! «Дудки!» — как говорил старый фермер дядюшка Боб.

Неустойчивое положение Джона Филдса усугублялось еще двумя обстоятельствами. Во-первых, за ним, не спуская глаз, следил Воробьев, мечтавший продолжить допрос, как только Коровкину проведут необходимые манипуляции по части аппендикса и малого родничка (принудительное лечение от алкоголизма рыбнадзор брал на себя). И, во-вторых, надвигающаяся операция, которую шпион опасался больше всего на свете. Агент 6407 понимал, что в сложившейся ситуации его спасет лишь одно — бегство в американское посольство. Необходимо срочно прикрыть шпионскую наготу фиговым листком дипломата…

Больничные часы показывали десять. Завтра на это же время назначена операция. Филдс, как ни в чем не бывало, резался с Колей Курчавым в «буру».

— Да, Николай, дела наши ой как плохи! Скажу больше — ужасны, как никогда. Чует мое сердце, что ты со своим чадом беспросветно увяз. Посуди сам, взять тебя голыми руками ничего не стоит.

— Пускай сначала докажут!

— Вот заладил! Будь спокоен, еще как докажут. Запомни: на свете нет ничего недоказуемого, кроме злоупотребления властью.

Коля сунул младенцу соску с портвейном и цыкнул на раскричавшегося приемыша.

— Нет, Филя-шеф, я не хочу, чтобы вскочило фуфло на моей репутации!

— Так выпала фишка. А что делать?

— Что делать? Давить на клавиши, вот что.

— Слова, достойные Коли Курчавого! Перебинтован, но не сдается! Теперь слушай меня внимательно…

Шпион обрисовал Коле план бегства: Филдса ведут в операционную, внезапно он вспоминает, что забыл сходить по нужде, бежит в туалет, где его поджидает Коля Курчавый, быстро гримируется под своего хирурга, переодевается в его костюм, который Коля заведомо выкрадывает из ординаторской (хирург имел привычку из-за жары в операционной оперировать в одном халате поверх трусов), затем они спускаются к выходу и со всех ног тикают на Колину воровскую «малину».

— Ну, Филя, таких фраеров, как ты, я еще не встречал!

Наступило долгожданное завтра. Филдс лежал на больничной койке и старался отогнать мрачные мысли. Если дело сорвется — все пропало! За десять минут до операции Коля Курчавый дал знак, что одежда хирурга находится в его надежных руках.

Пять минут… три… две…

— Коровкин! В операционную!

Филдс неторопливо встал и пошел в сопровождении медсестры. Внезапно остановившись, он схватился за живот.

— Что с вами?

— Как всегда, заячья болезнь…

— Скорее бегите и возвращайтесь.

В туалете его ждал Коля Курчавый. Сделав все, что необходимо, они вышли и разошлись по разным коридорам. Филдс шагал быстро и уверенно. Как и следовало ожидать, по дороге с ним любезно здоровался медперсонал хирургического отделения. Когда, казалось, все было на мази и Филдса отделяло от выхода несколько шагов, его окликнули тревожные женские голоса:

— Максим Борисыч, а Максим Борисыч! (Так звали хирурга). Скорее, скорее сюда!!

Шпион обернулся: на него надвигалась белая лавина медсестер, круша все на своем пути. Вспомнились слова из памятки: «Нет ничего страшнее возбужденных женщин, влекомых к одинокому мужчине».

— Кто дал вам право уходить перед операцией?! — голосили они. — Скорее назад! Больной Коровкин переоделся в ваш халат, обзывается вашим именем, стоит в операционной, кричит, что мы дуры, и хочет оперировать сам себя!! Это какой-то кошмар! Мы сойдем с ума!

Филдс понял — отступление бесполезно.

— Скорее же, черт возьми, ведите меня в операционную! — гаркнул он. — Я не допущу, чтобы больные из лечебного заведения устраивали бесплатный цирк! Этому неприкрытому хамству должен быть положен конец!

Женские заботливые руки подхватили Филдса и потащили в операционную. Там, окруженный, словно мегерами, злыми медсестрами, стоял подавленный Максим Борисыч.

— Что здесь происходит?!! — взревел Филдс. — Я хочу знать, что здесь происходит?!!

К нему подлетел ассистент:

— Максим Борисыч! Нужно немедленно начинать! Сегодня у нас еще грыжесечение, перелом бедра, язва желудка и камни в желчном пузыре. Быстрее мойте руки и приступим.