Крик в ночи (СИ)

— Дорогие доисторические ханыги! Вот вы и свиделисъ с передовыми умами двадцатого века — мною, Онангой Манангой и няней. Мы (это чтоб вы знали) профессиональные шпионы, раз и навсегда порвавшие со своим шпионским прошлым. Вы спросите: откуда взялись шпионы? Должен сказать, что вопрос уходит корневищем если не в эпоху образования коры, то, как минимум в период возникновения подкорки. Вскоре после того, как исчезли динозавры и птеродактили (птеродактиль — это такая летающая пичуга, смахивавшая на кусок кровельного железа, которая своим щебетом вызывала разрыв сердца у динозавра), на земле появились стайки затюканных приматов, их шпыняли все кому не лень — от саблезубого тигра до пещерного попугая. В конечном счете, примат нашел в себе силы стать человеком и покончить с террором всех этих зарвавшихся саблезубых попугаев. К тому времени мы и относим появление первого шпиона. Как показали раскопки, среди целых и невредимых останков питекантропов обнаружен изуродованный черепной свод австралопитека, что дает основание считать австралопитека первым шпионом в стане питекантропов. С парнем обошлись не самым лучшим образом — ему проломили череп. Вывод однозначен: не следует работать чересчур грубо и прямолинейно. Надо мя-я-ягче, то-о-оньше, аккура-атней!.. Пример первобытного шпионства нашел последователей — специалистов в области дубины и шкуры, а позже — плаща и кинжала. Шпионили где могли и как умели. Волна шпиономании прокатилась через все эпохи и века, захлестнув не одну империю, не одно государство…

И вот, дорогие ханыги! Джон Филдс предлагает вам государственность, свободную от шпиономании. Живите разгульно, мните своих доисторических девок и не волнуйтесь, не переживайте, что, схоронившись за каменюгой, на вас пялит зенки ханыга-сородич. Всякий анахронизм (это чтоб вы знали) будет задушен в объятиях социальной справедливости! Ребята! Раньше ширину вашего кругозора стесняла нищета мысли. Теперь с этим покончено!! Виват!! (Речь была опубликована в клинописном органе «Ханыга ньюс энд виват рипорт»). На увесистых страницах того же органа между Филдсом и Онангой завязалась перепалка по вопросу о том, кто из них в государстве должен Думать, а кто — Делать. Тайный Регрессор обвинил Главного Схоластика в однобокости и злоупотреблении. В полемику включилась Знаменитая Поэтесса, колючим стихом разнявшая отцов отечества. Делать обязаны все, сказала она, а Думать — те, у кого варит котелок. Просто, но сильно! По няниной просьбе вопрос о котелке в «Ханыга ньюс» не дискутировался.

Еще никогда Филдс, он же Хихиклз, не ощущал такого душевного прилива, столь пьянящего состояния личной ответственности за судьбы доисторических ханыг. Филдса превозносили, лелеяли, о нем слагались народные дифирамбы, пелись песни и плясались пляски, его беспрерывно варящий котелок выбивали на каменюгах, за которыми уже никто не прятался. Не прятался ли?..

— Экселенс… ах, простите, Главный Схоластик! — доложил Тайный Регрессор. — Знаменитая Поэтесса влепила затрещину одному ханыге.

— В чем его вина?

— В слежке, шпиономании.

— Вот как? Что делал этот паршивец?

— Схоронившись за каменюгой, следил за оплодотворением тропической тли.

— Та-ак…

— Теперь он, видите ли, утверждает, что тянулся к знаниям.

— Какой цинизм!

И чтобы положить конец слежке, Филдс поручил Онанге учредить ведомство по борьбе со шпиономанией среди граждан Центральной Ханыгии. Составили штатное расписание (147 тыс. человек), утвердили месячный оклад (84 съедабельных улитки плюс 3 земляных червя в качестве поощрения) и разработали «Положение о пресечении». Членам ведомства вменяется в обязанности четкий негласный контроль за ханыгами, действия которых могут быть истолкованы как проявление шпиономании. Контролировать надлежало всех и повсюду, где только возможно, вплоть до спальных лежанок. На заподозренных в шпиономании заводились клинописные досье, брались отпечатки пальцев в помете дикого вепря, и все это упрятывалось в каменную картотеку, доступ к которой не имела даже Знаменитая Поэтесса.

— Ну что, — не без гордости спрашивал Филдс Онангу, — сдержал я клятву, данную в «Боинге»?

— Еще в тот памятный день, когда я встретил вас в гуще старушек, — восхищенно отвечал Онанга, — я понял, что вы человек слова.

Они степенно шли в неприступную картотеку, где хранились сотни тысяч клинописных досье; Филдс, удовлетворенно хмыкая, вертел досье в руках, пробовал на зуб и, прищелкивая языком, хватал Онангу за обшлага его шкуры:

— Я рад, что мы завязали с таким паскудным прилипчивым пережитком, как выслеживание себе подобных, что мы уморили шпиономанию в самом зачатке и коллективно разрешились от бремени.

— Отныне землепашец будет спокойно пахать землю, пекарь — выпекать калачи да пышки, инженерно-технический работяга — изобретать кувалдометр, а творческая интеллигенция… гм… творить и воспевать!