Книга вторая
ГДЕ КОНЧАЮТСЯ СНЫ
— Как ваша рукопись? — справился Сомов с нескрываемым любопытством. — Кстати, у меня наработаны кое-какие связи в издательском мире, могу посодействовать.
Колеса Филдсовой инвалидной коляски скрипнули, запели, новоиспеченный автор подкатился поближе к своему литературному покровителю:
— Даже не представляю с чего начать. Мысли бегут на двух языках. Материала много, впечатлений еще больше, задумок — хоть отбавляй, но поскольку в литературном жанре, как вы понимаете, я делаю самые первые шаги…
Филдс начал было выгребать из карманов больничной пижамы кассеты, второпях запутался, замешкался и, устало опустив руки, остановился.
— Творчество не терпит суеты, — наставительно изрек Сомов. — Не терпит суеты и наше с вами, уважаемый сэр, общее дело.
Джон Филдс насторожился.
— Возникшие поначалу между нами прохладные отношения, — продолжал Сомов, — в конечном счете должны растеплиться, вы не неходите?
— Растеплиться, — подытожил Филдс, — и принести плоды.
— Съедабельные… плоды, — закруглил Сомов.
«Святые угодники! — размышлял Филдс. — Ну в чем, собственно, да и с какой стороны я перед вами провинился?! Что за нелепая судьба! Ведь все развивалось по заранее начертанной схеме: рождение, папа и мама, возмужание, алкоголь и марихуана, университет, встречи с девушками, романтика, привязанность, любовь (девушка, оказалось, любила двоих — меня и ЦРУ)…
Затем офицерские будни ВВС, стажировка в Лэнгли. Да, он был глуп, честолюбив, самоуверен и, по всей видимости, околдован собственными заоблачными фантазиями. С опытом осознал, что влюбленность пуста, необходимо спускаться с небес на землю, работать, делать деньги, занять подобающую нишу в обществе и, наконец, застолбить собственное место в… Истории! Так нет! Оказывается, усилия не стоят и ломанного гроша! Теперь вот представляется возможность оставить след в современной литературе — похоже, мой бред на девяносто восьми кассетах имеет цену…».
Сомов нарушил молчание, будто прочитав его мысли:
— Ваши кассеты — неисчерпаемый кладезь разнообразной словесной всякой всячины и бредовой требухи, из которой можно слепить такое, от чего покатятся со смеху благодарные читатели.
— Лишь бы эти катания не привели к массовому травматизму. Достаточно того, как мы с покойничком Беном упали словно семена в благодатную совковую землю: я потихоньку прорастаю, а вот Бену… не суждено.
— Желаете похныкать в тряпочку, сэр? Ладно, давайте к делу. Сколько?
— Что «сколько?»
— Медленно соображаете. Сколько вам заплатить, чтобы вы поверили в собственные литературные силы?
— Боюсь, это никому не по зубам.
— Нам по зубам и не этакое.
— В рублях?
— Можно и в рублях, коль вы настаиваете.
«Рублевая муза раскошеливается на мое творческое вдохновение, — подметил про себя Филдс. — Хоть я и не настаиваю — так тому и быть.»
И вслух произнес:
— Когда нет того, что любишь, надо любить то, что есть.
— Простите?
— Отсутствует альтернатива. Я согласен.
— Отлично, Джон! Не сомневался, что вы правильно меня поймете. Честно говоря, я знал, что вы не дурак, но то, что вы большой умник — увидел только сейчас. А теперь, пожалуйста, подпишите вот эту бумажку, где ваше устное согласие облекается в письменную форму. Так, хорошо, не торопитесь… С этого момента можете смело считать себя закадычным другом всего нашего аппарата…
Внезапно большой умник сорвался с места, вывалился из инвалидной коляски и, беспомощно взмахнув руками, распластался на полу.
— Сочувствую… искренне сочувствую, — кряхтел Сомов, затаскивая Филдса в коляску. — Лишний раз убеждаюсь, что жизнь наша состоит из взлетов и падений.
— Как тонко вы это подметили…
Собрав разбросанные по полу кассеты, Сомов перенес их Филдсу на колени и успокоительно произнес:
— Мужская дружба, коллега, не измеряется деньгами. Мы народ хоть и специфический, но верный до гробовой доски — раз я помог другу, значит, и друг мне поможет. Ну, а в противном случае, тело одного из друзей, сами понимаете, будет найдено в местах не столь отдаленных. Итак, вы должны написать книгу. Эта книга, по моему замыслу, станет бестселлером, ее будут рвать из рук в Мытищах и Малаховке, Жмеринке и Саратове, одним словом, везде, где существует свободное предпринимательство. В ней вы правдиво расскажете о бесстыжих коммуняках, вскроете пласты, создадите яркие образы борцов за демократю, а также выпуклые портреты тех, кто грубо попирает рыночные отношения.
— Но я их толком и не знаю…
Узнаете в процессе работы над книгой. Не хочу создавать превратное впечатление, будто аппарат давит на вас как на творческого индивидуума. Напротив! Пишите без оглядки, в свое удовольствие, а там, глядишь, создав имя, переберетесь на Запад, где и заживете по писательски. Вот тогда то мы с вами состыкнемся вновь, и вы, если пожелаете, вернете своим новым крестным отцам этот небольшой должок. По рукам?
И Сомов сжал липкую длань оторопевшего Джона Филдса.