Крик в ночи (СИ)

— Я… интеллигентный человек. Филолог. Бывший зам. директора союзного гуманитарного вуза. Жил, как у Христа за пазухой, имел приличный оклад, разъезжал по заграничным симпозиумам. Написал нашумевшую книгу «Причуды русского жаргона», за что получил государственную премию и бесплатную путевку в санаторий «Магнолия». Между прочим, выдающийся ученый-астроном Илья Мовсисянович Кук считал меня лучшим языковедом союэного значения и даже умолял разработать какой-то межгалактический диалект.

— Как вы познакомились?

— Да все в той же «Магнолии». Прогуливаюсь я по живописным окрестностям санатория, как вдруг — звуки рояля! Из глубин скалистого массива рокочет, представляете, Бах! И так вульгарно, громко, бездушно. Естественно, я устремился туда, прибегаю и застаю такую картину: между камней за роялем сидит огромная бабеха и дубасит пальцами по клавишам, а рядом стоит какой-то завороженный чудак в белых тапочках с идиотской улыбкой на лице, весь, как говорится, зачарованный и околдованный этой разухабистой пошлятиной. Я, конечно, из вежливости немного послушал, потом понял, что это просто невыносимо, и громко представился. Баба прекратила играть и вместе со своим слушателем уставилась на меня. «Знаете, — обращается он ко мне, — если вы не из правоохранительных органов, то смею уверить — сейчас вы второй после меня землянин, который соприкоснулся с настоящим открытием!». «Я не в первый раз слушаю Баха, — отвечаю ему, — но такое исполнение для меня действительно явилось открытием! Правда, не очень приятным». Здесь он раскрыл удивительную тайну: баба, оказывается, прилетела вместе с друзьями из космоса на галактическом рояле; играть-то она играет, а вот в общении плоховата, то и дело твердит про Онангу. Я подумал, а нет ли здесь поблизости дурдома? Тут мужчина представился астрономом Куком и так развеселился, что мне стало не по себе. Одним словом, знакомство состоялось.

— Что было дальше?

— Приехала милиция, стали расспрашивать, кто такой я, Кук и эта гражданка, как мы очутились в этом месте у рояля. Я отвечал сбивчиво, астроном кричал, что не допустит вмешательства во внутренние дела других галактик, баба смеялась до упаду, и вот всех нас троих «загребли» в высокогорное отделение внутренних дел. Так я познакомился с Ильей Мовсисяновичем.

— Рояль не тронули?

— Опломбировали и приставили к нему старшину.

— Бабу отпустили?

— Вызвали к ней из центра большого специалиста по психотерапии, кажется, э-э, Вездещукинского или Вездетушинского, сейчас точно не помню. Ну, он ее крутил так и сяк, расспрашивал из каких она миров к нам пожаловала, зачем прилетела на рояле, дескать, здесь, в санатории и своих массовиков с затейниками хватает; интересовался ее друзьями, Бахом, Монтевидео и, насколько мне не изменяет память, вынес определение: «здорова с явлениями общей дурашливости, а так же с вялотекущими проблесками ума». На том и порешили…

— Очень интересно, — оживился Филдс. — Может быть, нам с вами перекусить?

— Простите, — извинился собеседник, — еще не заработал. Не успел, так сказать.

— Ваше имя…

— Крылышкин, профессор, зав кафедрой прикладной филологии… впрочем, кому сейчас это нужно.

— Предлагаю вместе отобедать за мой счет.

— Если я приглашу моего старого приятеля- физика… — виновато попросил Крылышкин, — третий день без еды. Ничего?

— Валяйте! — сказал Филдс. — Он не слишком много употребляет?

* * *

В полуподвальном кооперативном ресторане «У своих» гудел разношерстный демократический народец. Кого здесь только ни было! Бывшие партийные, комсомольские, номенклатурные работники, немного придавленные, но дерзкие и самоуверенные; некогда известные хозяйственники, раздобревшие и повеселевшие (их звезда только показалась на горизонте), знакомые политические комментаторы, словно рыбы-прилипалы ищущие, к какому бы брюху пожирней пристроиться; разного рода представители большого и не слишком криминалитета, почуявшие шальной запах легких денег в наступившей неразберихе; великое множество жучков-клерков, всякого рода проныр и сводней (под респектабельной внешностью), известных и не очень проституток… И, как ни парадоксально, попадались явные неудачники из некогда элитных учебных заведений, конструкторских бюро или главных управлений.

Крылышкин бегло окинул зал и радостно заметил:

— Его здесь нет.

— Кого?

— Да моего приятеля. Давайте мы сперва сами перекусим, я позвоню ему из автомата, а потом он к нам присоединится. Давайте?

— Как скажете…

Быстро проглотив суп с индюшачьими ляжками, Крылышкин, не дождавшись второго, принялся за холодную закуску, часто подливая себе водку со словами: «Сейчас я пойду и ему позвоню», затем, окончательно обмякнув, приступил к поглощению душистой свиной отбивной и, совсем насытившись, с отупевшей от счастья физиономией, уставился на черный виноград в шоколаде.

— Давненько я так… — промолвил он и задремал.