Крикеры

Может быть, Сьюзен?

Может быть, она забыла ему что-то сказать?

А может, это была его квартирная хозяйка или Маллинз?

Но когда он открыл дверь, то увидел, что это был ни один из тех, на кого он подумал.

— Привет, Фил, — послышался приглушённый и слегка грубый голос. Немного грубый, да, но более чем знакомый.

Фил сглотнул, как будто проглотил сухие хлопья овсянки.

— Привет… Вики, — ответил он.

* * *

«Óна…»

Эта мысль прозвучала как единственный всхлип радости. Как вестник, как дыхание…

«Вестник чего? — удивился он. — Надежды? Нет… Спасения».

Восхищённый в наступившей темноте, священник застыл на противоположной стороне комнаты. Темнота одела его, словно в мантию святого человека. В конце концов, он и был святым человеком. Он помогал святым вещам. Он просил благословения и отпускал грехи. Теперь в своём собственном плаще, сотканном из самой строгой мешковины, он стоял в задумчивом, бесспорном поклонении.

«Спаси нас…»

Через закрытое ставнями окно в тёмной комнате свисала тончайшая струйка солнечного света, похожая на сверкающие нити паутины. Темнота обеспечивала его забвение, не так ли? Как и их собственные души, святилище от несчастья их проклятой и самой непристойной порчи.

Как и для их Спасителя, их единственной настоящей свободой была великолепная тьма…

«Спаси нас, умоляю тебя», — подумал священник.

На глаза у него навернулись слёзы.

И мимо мельчайшей паутины света — в убежище собственной тьмы — что-то шевельнулось.

* * *

— Я не собиралась заходить, но… — слова Вики, казалось, умирали от собственного голода, она еле выдавила их из себя.

— Но что? — спросил Фил, когда впустил её.

Он задал этот вопрос скорее из-за собственной растерянности. Её присутствие ошеломило его.

Зачем она пришла?

Что она ожидала от него услышать?

Как она воспринимала его?

«Она имеет полное право, — напомнил он себе, — ненавидеть меня до чёртиков».

Что она пришла сказать ему?

Обрушиться на него в порыве гнева и отчаяния, которые кипели в ней годами?

«Большинство женщин, — подумал он, — так бы и сделали».

Он был тем парнем, который признался ей в любви, а потом бросил её.

И всё же она казалась спокойной, хотя и немного нервничала. В её поведении и оттенках голоса Фил не мог уловить ничего от той ярости, которую он себе представлял.

— Не хотела тебя беспокоить.

— Ради бога, это не проблема, — ответил он так быстро, что мог показаться раздражённым. — Господи, мы почти…

Остальное он не договорил.

«Мы почти поженились», — практически закончил он.

И какой катастрофической вещью это было бы сказать. Между ними повисла тяжёлая, как бетон, пауза.

— Ты хорошо выглядишь, Вики, — сказал он. — И я рад тебя видеть.

Он ожидал такого же ответа, но потом подумал:

«Как хорошо я могу выглядеть в мятых штанах и старой футболке? Да, придурок, и она очень рада, что тебя видит! Парень, который ушёл из её жизни и никогда не оглядывался назад…»

— Я видела тебя вчера вечером, — сказала она более спокойно, — и я уверена, что ты видел меня, по крайней мере, я так думаю, — она мрачно усмехнулась. — Наверное, довольно трудно не заметить свою бывшую невесту на сцене в стриптиз-клубе? Я собиралась подойти к бару и поздороваться, но… не хотела проблем, понимаешь?

Проблем? Это могло означать всё, что угодно, но просить её рассказать это сейчас было бы ещё тяжелее для неё; просто прийти сюда должно было быть и так достаточно трудно.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросил он вместо этого и открыл холодильник. — У меня есть… — холодильник был пуст. — У меня есть отличная импортная газированная вода из-под крана.

— Нет, спасибо, — рассмеялась она. — Если ты помнишь, я никогда не пила газированную воду.

Филу потребовалось несколько секунд, чтобы по-настоящему рассмотреть её, хотя эти несколько секунд тянулись как целые минуты. Она была одета откровенно: короткая, обтягивающая джинсовая юбка и блестящая тёмно-красная майка, очень прозрачная и такая же тесная. Там, где Сьюзен была привлекательна в простом смысле, внешность Вики можно было сравнить с карикатурой. Её светло-рыжие волосы ниспадали прямо на обнажённые плечи; когда она поворачивала голову, они мерцали, как тонкая мишура. След макияжа подчёркивал линии её лица. Её тёмно-зелёные глаза казались огромными, как драгоценные камни, а тончайшая пастельная помада подчёркивала губы. Она была симпатичнее, чем Фил мог её помнить. Она казалась более подтянутой, более мускулистой, чем когда-либо прежде. Её ноги, плечи и руки, острое декольте — всё было голое и кремово-белое. Даже туманная россыпь веснушек прямо над её грудями казалась прекрасным украшением, в то время как сами груди под сверкающей майкой были без лифчика.

И во всей её привлекательности, пожалуй, это было самое печальное. Это всё, чем она была сейчас, в некотором смысле… телом. Раздавленная порабощением захолустья, пойманная в ловушку собственным воспитанием и внушённым страхом уехать отсюда, её настоящая женственность почти испарилась. Жребий всей её жизни не оставил ей ничего другого.

Странная улыбка появилась на её губах.

Заметила ли она мимолётный взгляд Фила?