Крики солнца (СИ)

Можно было предположить, что благодаря Мартине (как и приезжим студентам в целом) сувенирные киоски их города получили недурной барыш. Она, конечно, не знала этого наверняка, но, побывав в комнате Мартины в общежитии, обнаружила ворох матрёшек, гербовых магнитов, чайных ложечек, расписанных под хохлому (хоть и с застенчивой надписью "made in China") и - гвоздь программы - фотографию президента в рамке. Он смотрел из-под стекла тем взглядом, которым исторические персонажи пронзают вечность; теперь она сравнила бы его с Цезарем из музея, но тогда, естественно, не додумалась.

- Ah, vorrei stare qui per sempre! - восклицала Мартина, всплёскивая маленькими смуглыми руками. - Зачем курсы не на год?!

Мартина не очень хорошо говорила по-русски: "почему" и "зачем" были одной из её вечных бед. Она с трудом строила длинные фразы и стеснялась акцента (действительно довольно сильного - шипяще-южного, как море), поэтому общались они в основном на итальянском.

Их вообще-то свёл случай, и случай был создан всемогущей волей С. "Хотите принять экзамен у этих двоих?" - заговорщицки прошептал он как-то, улыбаясь в пушистые усы. Речь шла о Мартине и её подруге. Она растерялась.

- Экзамен? По Вашему курсу?

- Ну да, - он ответил, как всегда, весело и спокойно, будто не предложил ничего необычного. - На мне сейчас сами знаете сколько хлама висит... Через неделю вот в Париже конференция. Не представляю, как разгрестись. А тут и им хорошо, и Вам языковая практика.

Языковая практика. И правда. Перешагнув барьер страха перед людьми (особенно иностранцами, особенно итальянцами, особенно...), она согласилась. И полтора часа в непринуждённо-общажной обстановке обсуждала с Мартиной "Героя нашего времени". Мартина прочла роман Лермонтова уже второй раз и говорила о Печорине с таким жаром, точно в ней, как минимум, спустя два века возродилась оскорблённая княжна Мери. Типаж внешности, конечно, ближе к Бэле (размышляла она, осторожно расспрашивая о композиции времени и о том, зачем автору было сбивать хронологию, располагая части), однако эта европейская сдержанность при внешней экспрессии и некий, что ли, аристократизм...

Так они и сблизились.

И теперь Мартина писала ей. Само собой, по-итальянски - и радушно, как старому другу.

"Я узнала, что ты здесь, и так счастлива!!! Приглашу тебя в гости, как только смогу. Как прошло путешествие? Где ты живёшь? Кто твой преподаватель? Пока меня нет в Неаполе, к сожалению, но отправляю тебе контакты своего друга Чезаре. Если тебе понадобится помощь, пиши ему! Он очень любезный молодой человек и учит русский".

Она дочитала, улыбнулась и покачала головой. Милая Мартина. Ну мыслимо ли вот так навязчиво писать незнакомому "молодому человеку", пусть даже "очень любезному"?.. Да и чем он может ей помочь?

Жаль, что подобные соображения о навязчивости не останавливали её раньше, с Т., но тем не менее. Надо бы уже начинать прислушиваться к голосу разума. Для разнообразия хотя бы.

Она решительно закрыла телефон и побрела к выходу с платформы - к табличке "Pompei Scavi". Повсюду краснели указатели со стрелками; к тому же здесь сошла как минимум половина поезда, и не было никакой возможности заблудиться.

4

Она всегда знала, что Помпеи были большим городом - потому, собственно, и катастрофа вошла в историю. Из-за масштабов, как бы избито ни звучало, а ещё из-за скорости. Точные цифры выскальзывали из памяти, но ей до сих пор трудно было себе представить, как одна разъярившаяся гора могла уничтожить такое количество людей за считаные часы. Другие учёные говорят - минуты. Минуты, совсем ничего. Вспышка боли - и нет мегаполиса: только слепки из пепла.

Быстрая смерть. Бродя по солнцепёку в развалинах (ветер утих, и от жары что-то надсадно, как от горя, спирало в груди), она думала об С.

Она ожидала большого города, но место, в которое вошла, не умещалось в такую характеристику. Целый мир, по чьей-то злой шутке сохранившийся под плёнкой времени. Мир с девятью районами, кварталами бедных и богачей, улицами, что одарила именами богатая фантазия археологов - улица Меркурия, улица Порта, улица Везувия (куда же здесь без неё)... Иногда названия отдавали чем-то игрушечным и искусственным - например, проход у знаменитого дома со статуэткой пляшущего фавна (оригинал фавна с выступившей на нём прозеленью древности она уже видела в археологическом музее) был "переулком Фавна".

Нечто похожее творилось с именами домов - причудливое, грустно-поэтичное искажение реальности: Дом Большого Ары (по фреске с портретом военачальника Ары, найденной там), Дом Маленького Фонтана (фонтан, украшенный резьбой и сине-бирюзовой мозаикой, замечательно сохранился и был не таким уж и маленьким), Дом Хирурга... Она уже успела вздрогнуть, воссоздав в голове жуткую историю этого места и того, что могли в нём отрыть, но, заглянув в путеводитель, успокоилась: всего-то медицинские инструменты. Никаких тёмных ритуалов и окаменевших органов.