Крики солнца (СИ)

Гвидо редко что-нибудь терял, тем более - такую незаменимую вещь, как наушники. Если постараться, он мог бы, конечно, наскрести на новые из карманных денег, но никакого желания не испытывал: это ещё больше, чем недавняя вспышка злости, повергло его в уныние. Когда Лука, заметив мрачность Гвидо, робко предложил ему одолжить пару евро, он отказался. Упиваться своими страданиями было даже приятнее: уж если всё летит в тартарары и он всё равно не сдаст лицейские экзамены, пусть зелёная тоска затопит всё доверху. Желательно - весь Сорренто с его поджаренными солнцем улочками и пляжами.

Припадки ярости, всегда внезапные и жуткие, не оставили Гвидо. Временами по-прежнему тряслись руки, кровь приливала к лицу, и хотелось ударить, избить до полусмерти ближайший живой объект - пусть хоть бабушку или ребёнка. Он всерьёз стал бояться, что Оно ещё раз нахлынет на него рядом с Лизой, и поэтому старался проводить меньше времени с ней наедине. Часть обязанностей, соответственно, подземным тихим ручейком перетекла к Джулии - именно к ней, потому что Сабрины вечно не было дома. Раньше Гвидо просто раздражал её, но теперь, кажется, обрёл в её лице нового врага. Отобрал время у её любимых реалити-шоу и чата с подружками ради возни с какими-то детскими штанишками, DVD с диснеевскими мультиками и яблочным пюре. Ещё бы Джулия не считала его тираном.

Гвидо не хотел и не мог объяснять причины ни ей, ни друзьям, ни родителям. Лука и Анджело решат, что он спятил, а мать, чего доброго, отправит к психологу. А отец...

Нет, об отце вообще лучше пореже думать. Так безопаснее.

Но отец как раз и сообщил ему новость, ради которой, казалось, была вся эта жуткая весна - неимоверная жара, и работа в магазине, и застрявший поперёк горла лицей.

- Тебя тут какая-то девчонка искала, - рассеянно вспомнил он, прервав насвистывание. Отец частенько насвистывал, когда вечером закрывал магазин. - По виду из этих, узкоглазых, но говорит хорошо. Спросила: работает ли сегодня парень, у которого родинка на лбу? Он мне две недели назад продал розовую ракушку с жемчужиной.

Родинка на лбу? Розовая ракушка? Гвидо бросило в жар. Хорошо, что "Marina" закрывается поздно и сейчас почти темно...

Она что, запомнила, как он выглядит?

- Н-не помню, - соврал он, машинально принимая ключи от двери, от кассы, калькулятор и ежедневник с записанными покупками. - А что ей надо?

Отец фыркнул - якобы посмеявшись.

- Что, уже и не возмущаешься от "узкоглазых", прогрессист?.. Бывало, сразу бесился. Понятия не имею, что ей надо. Может, с ракушкой что-то не то. Но чек не принесла. Я ей показал твой график.

2

На следующий день Гвидо впервые в жизни спешил вернуться за прилавок. Весь день в лицее его томил какой-то неясный зуд: руки чесались то ли ударить кого-нибудь, то ли стихи написать - хоть он и не умел их писать, и никогда не пробовал. Наверное, всё-таки ударить. А поскольку больше всех рядом вертелся Лука, то и потенциальной жертвой становился именно он.

- У тебя не температура? - с ноткой озабоченности спросил он на перерыве, жуя кусок пиццы. Толстые щёки Луки дрожали, как желе на блюдце. Гвидо смотрел на эти щёки, прикидывая, сколько ещё осталось часов. - Уродски выглядишь.

- Я всегда так выгляжу.

Ох, но лучше бы чуть получше.

- Нет, старик. Сегодня - особенно уродски, - трагически сообщил Лука. - Пусть твой даст тебе отгул: ты же всех туристов распугаешь своей рожей. И заразишь.

- Ага, - Гвидо кивнул и пнул его по лодыжке - не сильно, но без лишнего милосердия. Они стояли в коридоре, так что сделать это получилось без помех. Лука заскулил, прикусил язык и едва не выплюнул подгоревшую полоску теста. - Соррентийской лихорадкой.

Шутки шутками, но изнутри его крутило и кромсало, точно при самой настоящей лихорадке. Гвидо казалось, что поезд тащится вяло, как гусеница; до самого Сорренто он тупо таращился в окно - на выцветающую синюю тряпку неба, зелень и надменный, надоевший до оскомины профиль Везувия. Напротив два явно подвыпивших неаполитанца с громкими комментариями смотрели запись футбольного матча. Через проход сидела женщина на коленях с ребёнком, который не умолкая ревел; её пушистые локоны выбились из-под платка, а из пакета выглядывала пахучая дыня.

Лучше уж было смотреть в окно, чем на людей, вдобавок без наушников... Непонятная тревога по-прежнему долбила Гвидо в череп; все внутренности натянулись, как струна. Дома он наспех поздоровался с матерью, сухо кивнул Джулии, зашвырнул рюкзак с вещами в спальню и ринулся к выходу.

- Я сделала лазанью, Гвидо! Не перекусишь? - крикнула мать вдогонку.

- Спасибо, нет!

- И кофе не будешь?

- И кофе.

- И сок?

Он уже закрывал калитку и прикинулся, что не расслышал. Стояла кошмарная, безветренная жара.

...Она пришла спустя полчаса - не больше - после того, как он принял от отца торговлю. Стоял "час пик": вечерний наплыв покупателей, усугубляемый погодой. Гвидо заворачивал для пары американцев черепашку из ракушек, брелок и три магнита, когда услышал тихий, не по-местному вежливый голос со слабым акцентом:

- Извини, это ты Гвидо Бруни?