Крики солнца (СИ)

- Но крайние позиции искажают правду, - сказала она. - Хвалить или ругать однозначно - это тоже не выход. Думаю, нужно искать... середину, видеть плюсы и минусы.

Какая разумная, красивая трактовка - залюбуешься; жаль, что в жизни не воплотить.

С тоской она подумала о собственной готовности к уступкам и компромиссам: в памяти только вот так, навскидку, без долгих раздумий, всплывало с десяток мутных и унизительных выборов, за которые сейчас было стыдно. Выборов, когда она не смогла сказать "нет", встав на сторону чего-то одного, светлого и чёткого. Большинство таких случаев ниточками тянулись к Т. и семье. "Attenti!" - воскликнул Чезаре, за предплечье оттаскивая её от скутера, проносившегося по узкому переулку; она очнулась и мягко высвободилась из его руки.

- Плюсы и минусы, - чуть задохнувшись, повторила она, когда Чезаре вопросительно приподнял брови. - Смотреть на всё с разных сторон.

Чезаре издал по-кошачьи горловой звук - что-то среднее между "м" и "р" - и попросил пример.

- Татаро-монгольское иго, - сказала она, чувствуя себя игроком, который швыряет на стол козырь. Получай, раз так любишь нашу страдальческую историю. - О нём ведь чего только не пишут сейчас. Как это повлияло на нашу культуру, как в итоге сплотило князей Руси... Может быть, и единого государства не сложилось бы без него. Но в то же время из-за него же мы так сильно отстали от вас, - (выдавить улыбку). - Когда вы строили соборы, интриговали при дворе Папы, писали стихи, мы... - она перевела дыхание, - делали глиняные плошки.

Он тихо засмеялся.

- Ах, да. И охотились на медведей. И пили водку. И приносили младенцев в жертву лесным богам.

Она поперхнулась.

- Младенцев? Здесь и так говорят?

- И пишут. Кое-кто до сих пор, - он помрачнел. - Но я знаю, что это неправда. Я понимаю, о чём ты, но правду не скроешь за двойственными оценками, - несколько шагов они прошли молча - думая каждый о своём. - А насчёт ига... Мне нравится, как поступал ваш Юрий Долгорукий. Нравится его дипломатия. Он сумел и создать хорошие отношения с ханами татар, и добиться для Москвы свободы. Хотя бы относительной, но свободы.

Иногда он говорит, как политик с экрана в период предвыборной кампании. Очень харизматичный политик.

Она отбросила эту мысль.

- Да, он не сражался с ними... в лоб, - закончила она по-русски и нервно усмехнулась. - Come con i nemici. Это было разумнее. Вот об этом я и говорю - о разносторонности.

- Зато вашим тверским князьям не хватало разносторонности, - грустно кивнул Чезаре. - Бедный Александр Михайлович. Это ведь его, если не ошибаюсь, убили в Орде вместе с сыном?

Александр Михайлович Тверской?! Ей окончательно стало не по себе. Такие мелкие (по общим меркам) подробности истории она сама помнила смутно, лишь благодаря подготовке к экзаменам в конце школы. А это было, как говорится, давно и неправда. Она явно знает итальянскую историю в разы хуже, чем Чезаре - русскую. Удружила Мартина: подпитала комплексы... Может, ткнуть его в бок под жемчужно-серой рубашкой - проверить, настоящий ли?

- Д-да. Но я сама уже не уверена. Обычно больше пишут не о нём, а об Иване Калите, когда говорят об этой эпохе.

- Конечно, Калита! - воодушевлённо воскликнул Чезаре. Она поняла, что его сейчас опять "понесёт", как дикого мустанга без седла, и в шутливом ужасе замахала руками.

- Может быть, обсудим уже что-нибудь итальянское? Вот это, например, - она кивнула на зловещее, приземистое тёмное здание, мимо которого они шли, - что такое?

Он помрачнел.

- Одно из представительств Муссолини в Неаполе.

- Представительств? Как бы резиденций?

- Более-менее, - Чезаре вытянул длинный, почти белый в полумраке палец. - Видишь дату? Римскими цифрами.

- Да, - близоруко щурясь, сказала она. - Но число какое-то чересчур маленькое.

- Это год новой эры, - его ухмылка теперь была горькой, непривычно злой, а между бровями пролегла складка. - Они считали время от начала фашизма. И надпись оставили даже сейчас.

- Да, - закашлявшись, она застегнула куртку. Ей ещё не доводилось беседовать о фашизме с прокоммунистически настроенным итальянцем, и чувство неловкости вернулось в двойном размере. - Но ведь это тоже часть истории. Память. Как раз объективность.

- Объективность? В Италии нет объективных, - с плохо скрытым презрением сказал Чезаре. - Здесь или обожают Муссолини, или ненавидят его. Есть ещё те, кому всё равно. Никакой середины.

- Обожают или ненавидят - как нас? - спросила она, надеясь перевести всё в шутку. Чезаре ответил не сразу: чёрная стена уже кончилась, когда он заговорил снова:

- Мой дядя уверен, например, что при Муссолини жилось лучше. Что он был прав. Всё как ты говоришь: не нам судить, - он покачал головой. - И всё-таки я не согласен. Каким может быть народ, думающий вот так?!

Чезаре возмущённо взмахнул рукой со сложенными пальцами. Она вздохнула.

- В тирании, по-моему, всегда виноваты не народ и не вождь, а система. Много разных факторов. Потому и сложно судить.