На крошечном заасфальтированном пятачке посреди пустыря за новостройками нас ждал Мигулько, щуря красные, бессонные глаза. Он чуть не прослезился, получив от нас завернутый в салфетку кусок пирога с грибами.
— Матушки мои, еще теплый! — он прижал пирог к груди и благодарно посмотрел на нас. — Обо мне так мама только заботилась…
Бережно развернув салфетку, Костик сначала вдохнул аромат выпечки, а потом медленно, с наслаждением откусил полпирога, и с набитым ртом стал рассказывать, кивая на кучку каких-то тряпок, притулившуюся на краю асфальта, у самой травы.
— Вот, опять собачники нашли, грамотные уже, сразу нас позвали. Похоже, одежонка-то с трупа. Джинсы и полосатая такая рубашечка… Маша, как она называется?
— Поло, — ответила я, присев на корточки перед скомканными джинсами и полосатой рубашкой, брошенными на землю. От них явственно тянуло тухлятиной. Поискав глазами прутик или палочку, я полезла в сумку за шариковой ручкой и, подцепив ею рубашку, попыталась расправить ее на асфальте, чтобы рассмотреть. Чуть левее и ниже застежки ткань была прорезана, и края прорехи запеклись от крови. С левого боку, под мышкой, трикотаж рубашки представлял собою сплошное заскорузлое пятно засохшей крови. Значит, ножевое ранение было прижизненным и человек после ножевого удара упал, кровь из раны потекла вниз, на бок.
Пошерудив в траве концом шариковой ручки (ее тут же надо и бросить), я подцепила еще какую-то тряпку, вытянула ее на асфальт и расправила. Это были женские надеванные колготки. От тех, что сегодня напяливал себе на голову Синцов, они отличались цветом: я покупала их телесного цвета, а тут, насколько я могла видеть в призрачном мерцании белой ночи, брошены были колготки цвета «антрацит». Достаточно дефицитного, между прочим, цвета.
Сидя на корточках, я повернулась к мужчинам.
— Он где-то здесь живет, вот помяните мое слово.
— Я тоже об этом подумал, — сказал прожевавший пирог Мигулько. — Только вот как искать его, заразу?! Мы уж все тут вроде прочесали…
— Наверное, не все, — заметил Синцов, но Мигулько не обиделся.
— Да нет, все квартиры прошли, и не по одному разу. Слушайте, а может, собаку вызвать? — вдруг осенило его. — Может, след возьмет, а?
— Чего время зря терять, — покачал головой Синцов, — ждать, пока вызов пройдет, пока собачка приедет… Вон их тут сколько, только попроси.
Он кивнул на огромный пустырь, по которому, не сводя с нас глаз, местные любители животных прогуливали своих ненаглядных пэтов[7]
, при этом девушки-собачницы всем своим видом выражали готовность мгновенно прийти на помощь симпатичным офицерам из уголовного розыска. Как только симпатичные офицеры приняли такое решение, так к ним устремились все мало-мальски приличные собаковладелицы со своими натасканными псами. В жестокой конкурентной борьбе победили золотистый ретривер и его златокудрая хозяйка. Я подумала, что когда Синцов женится на Олесе, то я обязательно спрошу у нее, насколько она уверена в собственном муже.Девушка заверила нас в уникальных способностях своего песика (метр ноль пять в холке), и мы отдались на волю этого замечательного создания. Ретривер понюхал кучку брошенной одежды — при этом он вел себя прямо как алкоголик со связанными руками перед открытой бутылкой водки: дрожал всем телом и потряхивал головой, девушка сказала, что в первый раз видит своего пса в таком возбужденном состоянии, — и вдруг рванул так, что хозяйке чуть не вынес руку из плеча, она даже вскрикнула, и мы все понеслись следом.
Пробежав по примятой траве пустыря, мы выскочили на плотно утоптанную тропинку. От места, где эта тропинка утыкалась в высокий поребрик, было два пути: один вел к трем точечным домам в отдалении, другой — к автобусной остановке. Ретривер остановился как вкопанный перед поребриком и нерешительно оглянулся на хозяйку. Потом сел у ее ног и завилял хвостом. Девушка погладила его, Синцов и Мигулько поблагодарили девушку, а я подумала, что от этого поребрика есть еще и третий путь, на машине в любую точку земного шара. Поребрик был таким высоким, что через него и джип не перевалился бы; так что вполне возможно, что наш злодей подъехал на машине, оставил ее здесь, а сам пошел до асфальтового пятачка… «Стоп», — сказала я сама себе. Что за странная тяга у него к этой самой площадке для пухто? Ладно, труп в коробке, хотя и его, имея машину, логичнее вывезти не на площадку для выгула собак в сердце города, где он стопроцентно будет обнаружен в течение пяти минут, а куда-нибудь в лес, в чащобу, на стройплощадку, на свалку, наконец. Но переться сюда на машине, чтобы выкинуть окровавленную рубашку?