Криминалистика по пятницам [litres]

— Механ — вообще, тот еще отморозок. Все, кто с ним сталкивался и помнит его, всякие ужасы рассказывают про то, что он себе позволял. Всех кошек во дворе перевешал, приятелю своему за какое-то пустячное замечание ухо отстрелил из ТТ. Эту «тэтэшку» изъяли, когда его за убийство приземлили. Гражданскую жену свою, Артемьеву, беременную, босиком на снег выгонял — в общем, подвиги его описывать можно до утра. Там есть отдельная справка про все его художества, почитай, Маша, на досуге.

— Подожди, а почему именно его подозревали? Как на него вышли? — Горчаков, отпихнув меня, стал рыться в ворохе бумаг.

Синцов вздохнул.

— Ума не приложу. Был в главке такой опер, Мальцев. Ну, Дед, помнишь, Маша?

— Не-а, не помню. Может, он еще до меня работал?

— Может, — кивнул Синцов. — Хотя мне кажется, что ты всегда была.

— Ну давай, давай. Еще назови меня бабушкой русского следствия, — обиделась я.

— Брэк, — сказал Горчаков (от меня научился), мы оба кивнули, и Синцов продолжил:

— Он уже давно на пенсии, не знаю, жив ли. Так вот, в восьмидесятом он сидел на глухих половых преступлениях. Во втором отделе, главковском[12], было такое, третье отделение, по сексуалам.

— Это я помню, — согласилась я. — Оно и при мне было.

— Действительно, бабушка русского следствия, — шепнул мне на ухо Горчаков.

Я стукнула его копией приговора, он заржал. Синцов поморщился.

— Я вам не мешаю? — язвительно поинтересовался он, полусидя на Лешкином столе и глядя на нас сверху вниз.

— Не мешаешь, — успокоила я его.

— Валяй дальше, Эндрю, на обращай на Машку внимания. У нее с возрастом портится характер, — сказал Горчаков, еле успев увернуться от прицельно брошенной плюшки.

Может, характер у меня и портится, но реакция осталась. Синцов выждал, пока мы успокоимся, и продолжил:

— Я понятия не имею, почему Дед стал Механа примерять на эти дела. Но знаю, что запрашивал приговор на его отца, которого к тому моменту давно расстреляли…

— Трудовая династия? — заметил Леша.

— Ага. Дед копал глубоко. Насколько я понимаю, пытался зайти под Механа через папашу. Нашел приговор лохматого года, узнал из него, что у расстрелянного папаши был подельник, и даже запрашивал зону, где этот подельник срок отбывал, чтобы там провели мероприятия…

— Какие?

Синцов пожал плечами.

— Дело розыскное я не нашел. Может, списали за давностью, может, потеряли. Вот, только справки навел у народа, кто Деда знал. Смутно, но вспомнили. Да и кому вспоминать? Уже не осталось никого.

— Ну ладно. А что ж ему тогда эпизоды с девочками не вменили? — Я подняла глаза на Андрея.

— Что-что… Его опознала только одна из трех потерпевших, и притом довольно неуверенно, остальные вообще не смогли. Похищенных вещей не обнаружили, пальцев его на местах происшествий не нашли, экспертиза по следам контактного взаимодействия его одежды и одежды потерпевших не проводилась…

— Почему это? — громко возмутился Лешка.

Синцов повернулся к нему.

— А что ты у меня спрашиваешь? Ты у следователей спроси. Дела, кстати, валялись в трех районах, необъединенные. Так и лежат «глухарями» до сих пор, у них даже руки не дошли прекратить за давностью.

— Лежат дела? — обрадовалась я. — Ты их нашел?

— Маша, дела лежат, но посмотреть их я не успел, ты многого от меня хочешь. Я только справки аналитические прибрал к рукам в районных отделах.

— Ну ладно, микроналожения, контактное взаимодействие… Пардон, а биология? Сперма-то была? — не сдавался Лешка.

— Извини. Была. Только группу ее не установили. Субъект — не выделитель.

— Даже так? Тоже не выделитель? А интересно, это свойство по наследству передается? — задумалась я.

— А генетика на что? — докапывался Горчаков.

Андрей невесело засмеялся.

— Лешенька, ты с какого года работаешь? Понятно. Ты забыл, что генетические исследования тогда не проводились. Кстати, Маша, а по нашим-то девочкам генетика еще не готова?

Я покачала головой.

— Нет, но скоро будет. Значит, тогда не решились Николаеву вменить эти эпизоды? Странно. Дали бы до кучи, раз уж он за убийство сел. Глядишь, суд бы и осудил за все.

Синцов развел руками.

— Не решились. Но, что характерно, нападения на девочек начались за месяц до посадки Николаева, в апреле 1980 года…

— И прекратились, как только он сел, да? — уверенно сказала я.

Синцов подтвердил.

— В мае он убивает Артемьеву, садится. Приговор — в июле 1980 года. С середины мая уже никаких нападений на девочек нет.

— Ну, само по себе это ни о чем не говорит, — пробормотал Лешка. — Сколько ему дали за убийство?

— Восемь лет. Отбыл от звонка до звонка, вышел в восемьдесят восьмом, еще на зоне прибился к «кемеровским», вот и стал организованным преступником. А в девяностом сел, сами знаете за что. За пальбу в кафе «Вечерок». Пять лет.

— Так. А дальше?

— Что «дальше»? — Синцов повернулся ко мне. — Дальше — тишина.

— И где он сейчас? Николаев?

— Вот об этом история умалчивает, — развел руками Андрей. — Ты же видишь. Я собрал все, что мог. Справка о местонахождении — «сведениями не располагаем».