Криминальные кланы

Маруха и Беатрис не знали, что Монах только что задал точно такой же вопрос людям, которые пришли забрать с собой Марину. «Пошел вон и не смей задавать подобные вопросы. Никогда», – ответил ему начальник.

Марина отправилась в ванну, после чего настроение у нее заметно улучшилось. Она вернулась, одетая в розовый спортивный костюм, надушилась дешевым лосьоном, как-то подаренным одним из охранников, и неожиданно бодрым голосом произнесла: «Меня, наверное, сейчас освободят». Подруги решили, что в данном случае лучше побольше лгать, а потому подыгрывали ей как могли: просили передать приветы их близким. Они даже не сразу заметили, что Марина находится на грани обморока. Она попросила сигарету у Марухи и курила ее очень медленно, внимательно оглядывая каждый уголок оставляемой ею комнатушки. Маруха принесла ей стакан воды и несколько таблеток снотворного: наверное, их вполне хватило бы для того, чтобы беспробудно проспать дня три. Руки у Марины тряслись, и Марухе пришлось помочь ей проглотить таблетки. Потом за Мариной пришли. На голову ей надели розовую маску так, что прорези для глаз остались сзади, и она ушла удивительно твердой походкой. Она знала, что уходит навсегда.

Ночью заложницы проснулись от стонов, больше напоминавших жалобу раненого зверя. Монах сидел в углу и раскачивался взад и вперед, время от времени повторяя: «Бабушку увезли…»

Труп Марины обнаружили на следующее утро. Старая женщина сидела, прислонясь к забору. Ее голова была совершенно разбита шестью выстрелами, и еще один выстрел – контрольный – был сделан точно в лоб. В связи с тем, что ее лицо было страшно изуродовано, Марину Монтойя долго не могли опознать. Ее похоронили вместе с пятью, такими же неопознанными, трупами.

А Колумбия тем временем стояла, казалось у последней черты. За время предвыборной кампании было убито четверо кандидатов в президенты, взрыв грузовика, начиненного динамитом, разнес здание Госбезопасности, взорвалась бомба на борту пассажирского самолета. Немедленно пролетел слух, что все эти акции направлены лично против Гавирии и однажды, когда президент готовился сесть в самолет, пассажиры, узнав, что им предстоит лететь одновременно с ним, поспешно покинули борт авиалайнера. Кажется, кредит доверия правительству был исчерпан, поскольку службы безопасности продемонстрировали всему миру свой низкий профессионализм. Зато всеобщим кумиром сделался Пабло Эскобар. Подобная популярность даже во сне не могла присниться ни одному повстанческому лидеру. Даже если бы он сказал ложь, ему бы поверили; если бы правительство говорило правду, ему не верили бы все равно.

Наконец, в конце года Гавирия опубликовал Указ 3030, который отменял действия всех предыдущих документов. В нем говорилось, что для отмены экстрадиции требуется только явка с повинной, но это возможно лишь для тех, кто совершил преступления не позднее 5 сентября 1990 года. В результате данным Указом оказались недовольны все – и Подлежащие Экстрадиции, и сторонники президента. Первых, и Эскобара в частности, не устраивал ускоренный обмен уликами с Америкой, что облегчало процесс экстрадиции, а вторые высказывались, что второй Указ гораздо хуже первого и теперь потребуется третий. Эскобар, все еще удерживающий у себя заложников, находился в двух шагах от того, чтобы заставить Гавирию отменить экстрадицию вообще и сделать объявление о всеобщей амнистии.

И все же, едва второй Указ был опубликован, как сдались на милость правительства братья Очоа. Хорхе Луис Очоа сказал:

«Мы сдались, чтобы спасти свою шкуру», однако без сомнения, на него оказали давление женщины его семьи, уставшие от постоянных проверок полиции. Таким образом Очоа хотели выказать правительству доверие несмотря на то, что именно в тот момент у него были все возможности, чтобы выдать Америке известных наркоторговцев, а там им грозило бы пожизненное заключение.

Что же касается Эскобара, то его настроение выразилось в угрозе разбросать перед президентским дворцом мешки с трупами, если в ближайшее время в Указе не появятся требуемые им поправки. Но Гавирия не желал уступать, поскольку считал жесткость сроков краеугольным камнем собственной политики правосудия. А уж об амнистии боссам наркомафии и речи быть не может!

Таким образом, полиция продолжала репрессивные акции в Медельине, и в результате одной из стычек с полицией погибли братья Приско, Давид Рикардо и Армандо Альберто. Фотографии убитых появились в газетах, и освобожденная Асусена узнала в них тех людей, которые особенно опекали ее в плену и были к ней чрезвычайно добры. Они были близкими друзьями Эскобара, и теперь уже не оставалось сомнения, что Подлежащие Экстрадиции не простят правительству этой утраты. Едва получив это известие, Вильямисар позвонил Гавирии и с бешенством крикнул: «Немедленно остановите полицейские операции!». – «Никогда», – ответил Гавирия.