После признаний Бускетты полиция Палермо провела невероятную по масштабам акцию против мафии, хотя, к сожалению, Фальконе и на этот раз немного поторопился и не успел как следует продумать всех деталей операции. И все же это был ошеломляющий успех. 29 сентября 1984 года, в день Архангела Михаила, который, как всегда полагали в Палермо, помогал борцам с несправедливостью, полицейские одновременно во всех районах города ворвались в дома мафиози, указанные им Бускеттой. За пару часов были арестованы и отправлены в разные надежные тюрьмы десятки «людей чести». Все газеты мира облетело сообщение о триумфе итальянской полиции. Конечно, половина видных деятелей мафии, главным образом члены Капитула и капо, все же успели скрыться, однако первое сражение было выиграно, а «Коза Ностра» потеряла лучших своих людей.
Омерта была нарушена впервые в истории мафии, и первым сделал это человек, всегда безукоризненно следовавший ее предписаниям, а это само по себе значило немало.
Среди арестованных во время облавы оказался и Сальваторе Конторно, Кориолан. Все это время, пока его искали враждебные кланы, он жил одной надеждой: уничтожить всех до одного ненавистных корлеонцев. Теперь и его планы решительно менялись. Он уже сообщил часть сведений о врагах генералу Далла Кьеза, но в рапорте о нем сообщалось как о «первом обнаруженном источнике». Узнав, что Томмазо Бускетта, Дон Мазино, перед которым он преклонялся, нарушил омерта, Кориолан заявил: он хочет, чтобы в протоколах его показания фиксировались под его настоящим именем.
И все же Конторно хотел убедиться в том, что его не обманывают, что все, о чем пишут газеты мира, – правда. Он привык никому не верить после стольких потерь и теперь требовал, чтобы последний человек, которому он доверял полностью, подтвердил ему сам, что он может говорить свободно. Полиция пошла ему навстречу, и погожим осенним днем вереница бронированных автомобилей направилась в окрестности Рима, к дому, больше напоминающему крепость перед осадой. Сальваторе Конторно провели в комнату, где он увидел Томмазо Бускетту, безупречно одетого, но немного более бледного, чем обычно. Здесь же дежурили несколько следователей и полицейских.
«Я не стану говорить при свидетелях», – решительно заявил Кориолан, и в его зеленых глазах блеснула сталь. Не решившись противоречить ему, стражи порядка покинули комнату. И только теперь Томмазо Бускетта сделал незаметный приглашающий знак рукой. Казалось, он с трудом сдерживает необычайное волнение. Опустив голову, Конторно медленно приблизился к Бускетте и опустился перед ним на колени. Он поцеловал его руку и, уткнувшись в нее, разрыдался, как ребенок.
Дон Мазино погладил его тонкие густые черные волосы, в которых проблескивали серебряные нити, и перед его внутренним взором встали, как живые, его погибшие дети. Антонио, Бенедетто… Ему казалось: это один из них просит его благословения на трудное дело; он слишком многих потерял и слишком рано поседел. И он способен на многое, но только, как и сам Бускетта, из-за любви. Томмазо смотрел на его низко склоненную голову и не замечал, как по его щекам текут слезы, которые невозможно удержать. «Посмотри на меня, сынок», – сказал он, и когда Конторно поднял наконец свои прозрачные зеленые глаза и встретился с усталым взглядом Бускетты, Дон Мазино наклонился к нему и поцеловал в лоб как любимого ребенка. «Теперь ты можешь рассказать им все, сынок», – дрожащим голосом произнес он.
Глава 2.
«Если ты не умеешь молчать, то умрешь». Легенды преступного мира Америки
В конце XIX Мафия в США начала формироваться, когда в страну со всех концов света стали прибывать эмигранты: ирландцы, евреи, итальянцы. Новые соседи с огромным трудом привыкали и друг к другу, и к новой обстановке. Естественно, что в атмосфере всеобщей неустойчивости, слабости государственной власти, зыбкости будущего соотечественники стремились держаться поближе друг к другу. Они обязаны были выжить, и это чувство делало феномен, называемый «мафиозным инстинктом», особенно острым. В результате вскоре в стране появилось такое явление, которого не было больше нигде, только в Америке, как банда гангстеров. К их услугам часто прибегали видные политики, предприниматели, поскольку видели в них опору для укрепления собственной власти, а позже эти банды гангстеров объединились в крупные мафиозные кланы, которые сразу поняли: в этой стране выживет только тот, кто окажется самым безжалостным, самым циничным и наглым в этой всеобщей конкурентной борьбе.
«Никого не жалко, никого:
ни тебя, ни меня, ни его». Аль Капонеtc " «Никого не жалко, никого: