Криминальные кланы

Естественно, он не мог выстоять один против всей банды маленьких итальянцев, однако главаря, здоровенного и крепкого, что был выше самого Мейера едва ли не на две головы, он все-таки выследил. Мейер неожиданно напал на него из засады, повалил на землю и, схватив в руку первый попавшийся камень, стал остервенело бить его по голове, говоря: «А это тебе, вонючий макаронник, от жиденка». С того дня Мейера больше никто не трогал.

И все же что такое настоящий авторитет, Мейер узнал после встречи с юным выходцем с Сицилии, стройным, высоким и симпатичным Сальваторе Лучано, который впоследствии вошел в историю под именем Счастливчика Лучано и стал другом и партнером Мейера. У Сальваторе тоже была своя банда, рэкетировавшая еврейских подростков «за крышу». Сальваторе отличался от других итальянцев тем, что успел уже заметить, что его еврейские сверстники в борьбе за выживание часто предпочитают не грубую силу, а свои умственные способности, которые подчас помогают им гораздо эффективнее справиться с проблемами. Да и учатся они гораздо упорнее, а это качество Сальваторе очень ценил: сколько времени он боролся со своими братьями, пытаясь дать им понять, насколько важно знание английского языка, но в конце концов пришлось махнуть на них рукой.

Итак, в тот день Сальваторе подошел к худенькому Мейеру. Скорее всего, он хотел узнать его поближе, а потому небрежно взглянул на него сверху вниз и сказал: «Эй, брат, а не хотел бы ты отстегнуть мне пару монет? Я ведь могу защитить, а здесь, ты знаешь, так легко нажить неприятностей на свою голову».

Мейер отступил немного назад и немигающим взглядом своих огромных глаз посмотрел прямо в глаза Сальваторе. Как можно вежливее и мягче он произнес: «А не пошел бы ты, брат, к такой-то матери? Видишь ли, я не нуждаюсь в защите, а со своими неприятностями справляюсь сам». Они стояли и смотрели друг на друга. Лучано казался растерянным. Он не мог отвести взгляда от странных печальных глаз Мейера, которые так контрастировали с решительно сжатыми губами, и, казалось, видел что-то необычайно мощное, что могло перевернуть судьбы их обоих, а может быть не только их, но и мировой истории… Как во сне, он протянул руку еврейскому худенькому мальчишке и представился: «Сальваторе». Мейер широко улыбнулся и крепко пожал его ладонь. «Мейер», – произнес он.

Мейер все еще учился в школе, продолжая упорно изучать математику и английский, но уже стал членом организации под названием «Синдикат преступлений», или просто «Организация», или «Синдикат». Его нисколько не смущало больше отвратительное окружение: клопы и приметы вечной нищеты. Он был совершенно уверен в своем будущем и знал, что оно станет блистательным.

Вообще-то Мейер по своему происхождению не имел права быть членом мафиозной семьи, поскольку не был итальянцем, но, несмотря на это, активно сотрудничал с американской ветвью «Коза Ностры», где все посты занимали выходцы с Сицилии. Именно поэтому он и вошел в «Синдикат», где было много представителей разнообразных этнических групп, и евреев особенно.

По сути «Синдикат» в организационном отношении представлял собой копию традиционной сицилийской мафии с ее капо, советниками, командирами отрядов и пиччотти. Естественно, что американская «Коза Ностра» отличалась от итальянской организации. Например, если на Сицилии в банду входили главным образом многочисленные родственники капо – первого среди равных, то в Америке хотя группировка бандитов называлась так же – семьей, но связи между членами группы довольно редко бывали родственными, хотя понятие братства сохранилось. Просто в этом случае люди смешивали кровь друг друга, например порезав или уколов палец или руку.

Главари были совершенно разными на Сицилии и в «Коза Ностре». Так, на Сицилии донов знал каждый, но в Америке такой человек должен был оставаться неизвестным. Его главные характеристики – смелость, хладнокровие, жесткость и хитрость. Дон в Америке должен мгновенно сам пустить в ход руки, если того требуют обстоятельства. Соображать он обязан быстро, а слушать – исключительно внимательно. Если американский дон говорит, то его слова не подлежат обсуждению; он приказывает тоном хозяина, который и сам не может мысли допустить, чтобы его ослушались. Так оно и должно происходить. Американский дон – образец человека из высшего общества, где он, безусловно, принят; он имеет множество влиятельных друзей, идеально ведет себя в обществе, непосредственен на приемах, раутах и в отелях. Он должен уметь договариваться с адвокатами и депутатами, обязан уметь нравиться собеседнику, и при этом тот, какое бы ни занимал положение, должен чувствовать, что до него словно бы слегка снисходят. Дон умеет держать эту незримую дистанцию. Он даже не равный, он всегда выше, несравненно выше…