— Как что! Лечатся, — пояснила Орыся. — Здесь источники не хуже, чем в Трускавце. И дебет воды не меньше.
— Дикари, что ли? — спросил профессор. — Но ведь «Нафтусю» надо подогревать!
— Конечно, подогревают. Кто на чем…
— Странно, почему бы тут не понастроить санаториев и пансионатов? — не переставал удивляться Скворцов-Шанявский.
— Думают. Уже есть планы, проекты, — сказала Орыся. — Но сами знаете, как бывает. Пока где-то утрясут, пока утвердят…
— А люди тем временем занимаются самолечением? — ужаснулся профессор.
— Это же опасно!
— Подумаешь, кого это интересует! — пожала плечами Орыся. — Ну, а теперь, может, в село Бубнище?
На вопрос Валерия Платоновича, чем оно знаменито, его спутница ответила, что там когда-то вёл борьбу против феодалов легендарный предводитель крестьян Олекса Довбуш.
Но профессор уже был сыт по горло местными достопримечательностями и, ко всему прочему, чувствовал непреодолимую усталость. Заболел затылок. Руки, ноги да и все тело были словно ватные. Он предложил вернуться в Трускавец, сославшись на то, что ждёт звонка из Москвы.
Валерию Платоновичу показалось, что Орыся вздохнула с облегчением.
Расставшись с профессором, она поспешила домой. Нехорошее предчувствие не обмануло её — во флигеле сидел Сергей. Он только что приехал и был чернее тучи.
«Господи, — с замирающим сердцем подумала Орыся, — неужели уже знает?»
Однако об этой её поездке Сергей даже не заикнулся, будто его вообще не интересовало, где и с кем Орыся провела почти целый день. Он не поздоровался, мрачно опрокинул подряд две рюмки коньяку и коротко приказал:
— Собирайся, едем в Ужгород.
— Зачем? — спросила Орыся.
— Ты же знаешь, терпеть не могу вопросов, — повысил голос Сергей. — Едем, и все! Дней на десять.
— Десять?! Как же так? Я… Я ведь работаю, — возразила она.
— А это уже моя забота! — отрезал Сергей.
Орыся побросала в дорожную сумку несколько платьев, пару ночных сорочек, кое-какую мелочь и вышла за Сергеем к машине.
Она даже предположить не могла, что в эту минуту в санатории возле Скворцова-Шанявского суетился чуть ли не весь медперсонал. То, что профессор принял за усталость, оказалось приступом гипертонии.
Валерия Платоновича напичкали лекарствами, всадили несколько уколов. На ночь к нему была приставлена дежурная медсестра.
Три дня Скворцов-Шанявский не вставал с постели. Врач, естественно, отменил все процедуры, оставив только «Нафтусю», которую подогревали здесь же, в санатории. На четвёртый день профессор решил подняться.
Первым делом он позвонил Иркабаеву, благо у того в палате имелся телефон.
— Куда вы запропастились, дорогой? — обрадовался Мансур Ниязович.
— Немного приболел, — ответил Валерий Платонович.
— Вай-вай! — всполошился приятель. — Что же вы раньше не позвонили?
— Могли бы сами заглянуть, — пожурил его профессор.
— Да понимаете, земляк приехал лечиться. Город я ему показывал, — оправдывался Иркабаев. — Я сейчас к вам зайду.
— Не стоит, завтра я сам появлюсь на «водопое». Там и встретимся.
Валерий Платонович посчитал, что приходить Иркабаеву в санаторий не стоит: наговорят ему бог знает чего о сердечном приступе, и приятель может проговориться Орысе. А это уж и вовсе ни к чему, подумает: вот ещё, старый доходяга…
Сошлись они с Иркабаевым в восемь часов утра. На расспросы приятеля Скворцов-Шанявский отмахивался, мол, какая это болезнь, просто недомогание. Словом, бодрился.
Профессору хотелось поскорее увидеть Орысю. Но Роман открывал свою точку в десять… Валерий Платонович как бы невзначай поинтересовался, встречал ли Иркабаев Орысю.
— Какое там! — темпераментно взмахнул рукой Иркабаев. — Земляк замотал. То в лесопарк, то на озеро в Помярках. Успели даже побывать в Дрогобыче и Бориславе.
— Понятно, — не скрывая разочарования, произнёс Валерий Платонович.
— Да! — словно что-то вспомнив, воскликнул Иркабаев. — Романа вчера видел, фотографа. Вечером. Он шёл с какой-то симпатичной женщиной. Поздоровались, конечно. Я спросил у него, не заходили ли вы к нему в эти дни. Роман как-то нехорошо посмотрел на меня и говорит: «Мне бы ваши заботы».
— Странно, — удивился профессор. — Он всегда был приветлив с вами.
— Я сам удивился. Говорю, чем вы недовольны, Роман? А он, знаете, что сказал? «Помощница куда-то делась. Не выходит на работу». — «Давно?» — спрашиваю. «С того самого дня, — говорит, — как с вашим другом ездила за город». Это он о вас, дорогой профессор… У меня, говорит, план летит к чертям собачьим. И вообще, мол, это добром не кончится.
— Что именно? — насторожился Скворцов-Шанявский.
— Не знаю, — развёл руками Мансур Ниязович. — Роман что-то пробормотал и пошёл дальше.
— На меня злился? — допытывался Скворцов-Шанявский, которому поведение Сегеди казалось все более подозрительным.
— Да нет, — начал успокаивать его Иркабаев, — ничего страшного. Обида, может, какая и есть, но…
— Ладно, бог с ним, — отмахнулся Валерий Платонович, прикидываясь, что слова фотографа его не волнуют.
Однако сообщение Иркабаева встревожило его не на шутку. Восточные люди обычно дипломатничают. Наверняка Сегеди высказался более определённо.