— Снимались пять лет назад, — с тоской проговорил Киселёв. — Тогда мы ещё были счастливы и не думали… — Он махнул рукой, тяжело вздохнул.
«Умерла, что ли? — промелькнуло у Глеба в голове. — Вот и хочет уехать, забыться…»
— Я вам объясню, почему такая спешка, — неожиданно резко сказал Киселёв, ставя фотографию на стол. — Объясню… Просто не хочу терять жену раньше времени. Я её очень люблю. Очень! А она души не чает в Максике. Вы обратили внимание, внук у нас… Ну, словом, не совсем здоров. — Он кивнул на дверь. — Врачи говорят, что со временем мальчик войдёт в норму. Если лечить, все будет в порядке. И мне Максик очень дорог! Но нельзя же этим пользоваться! Нельзя! — почти выкрикнул Сергей Яковлевич.
Он разволновался, стал ходить по комнате. Глеб, пока ещё ничего не понимая, молча следил за профессором.
— Из-за этого мерзавца Люся буквально тает как свеча! — продолжил Киселёв.
— Простите, я не совсем улавливаю, — сказал Ярцев. — Кто мерзавец?
— Мой зять! — остановился возле него Киселёв. — Проходимец! Из института, а он учился в физкультурном, выгнали! Из спорта — тоже!.. Спекулянт и убийца! Вы спросите, чем он спекулирует и кого убивает? Наглейшим образом спекулирует на нашей с Люсей любви к внуку. И тем самым верно и отнюдь не медленно убивает мою жену! Свою, впрочем, тоже! То есть мою дочь! Нет, вы только подумайте, до какой низости, до какой наглости может дойти человек! Чтобы увидеться с Макси-ком, подчёркиваю, только увидеться, я должен этому негодяю выкладывать каждый раз двадцать пять рублей! Если внук остаётся у нас на сутки — пятьдесят! На двое суток — семь-десять пять, а за четвёртые — сотня!
— Сотня? — переспросил зачем-то Глеб, ошеломлённый услышанным.
— И ни копейки меньше!
— А как же ваша дочь позволяет?
— Ах, дочь, дочь… — произнёс с невероятной мукой Киселёв. — Татьяна ещё более несчастна, чем мы. Вбила себе в голову, что дурнушка. Пуще смерти боится потерять этого подлеца! Издёрганная, отчаявшаяся какая-то. Представляете, на нервной почве экзема. Это ещё пуще загоняет её в омут. А подлец все сильнее распоясывается. Словом, порочный круг… Я понял, пока мы с Люсей не уедем из Москвы, его не разорвать.
— Извините, Сергей Яковлевич, — сказал Ярцев. — Логики не вижу. Так любите внука и хотите в другой город. Как же вы сможете без него?
— Вы ещё молоды, разобраться, естественно, трудно… Логика на самом деле очень простая. Думаете, ему нужен сын? К Максику у этого чудовища вот настолько нет чувств — профессор показал кончик мизинца. — Татьяна же совершенно потеряла волю. Да исчезни мы с Люсей из Москвы, они оба взвоют через неделю! Обуза для них Максик, понимаете, обуза! Тем паче — больной! Врачи, лекарства, присмотр! Вот увидите, через месяц в ножки бросятся, чтобы мы взяли внука к себе.
— А если не бросятся?
— Уверяю вас, я прав! Да и выхода другого, признаться, нет. Вы же понимаете, это обыкновенный шантаж. Хватит! Я глубоко убеждён: стоит вымогателю один раз дать по морде, и он будет знать своё место. Да-да! И ещё приползёт лизать руки!
Из прихожей раздался звук отпираемой двери.
— Это Люсенька, — заволновался Киселёв. — Была у них…
Он ринулся к выходу, но в комнату уже входила его жена.
Ярцев поразился её облику — старуха с запавшими глазами на посеревшем морщинистом лице. Он невольно бросил взгляд на фотокарточку: невозможно было поверить, чтобы человек так изменился за каких-нибудь пять лет.
— Вот, дорогая, познакомься, — засуетился Сергей Яковлевич. — Глеб… Он был в бюро обмена, и ему дали наш адрес.
Женщина молча кивнула гостю и как-то отрешённо опустилась на стул.
— Предложение — мечта! — продолжал возбуждённо Киселёв. — Представляешь, Средневолжск! Роскошная квартира на берегу Волги! Помнишь, как мы гуляли с тобой вечером по набережной? И у меня там друзья, единомышленники! Мои бывшие ученики! Хотя бы Кац, ну, у которого я был оппонентом по докторской. Неужели забыла? — тщетно пытался расшевелить свою жену профессор. — Алексей Данилович теперь замдиректора института. Если не отдел, то лабораторию даст непременно.
— Серёжа, о чем ты говоришь? — вдруг всхлипнула она.
Киселёв, словно споткнувшись обо что-то, сжался, сгорбился и прерывающимся голосом спросил:
— Значит, опять? Гнула свою линию?
— Я хотела… Понимаешь, последний раз пыталась уговорить отпустить с нами Максика. Но Александр…
— Господи, я же просил никогда при мне не упоминать его имя! — затрясся от злости Киселёв. — И не так надо было с ним, не так! Уезжаем, и все!
— Я же бабушка! — взмолилась жена.
— А я дедушка! И твой муж! — хлопнул рукой по столу профессор.
— Серёжа, Серёжа! — сложила на груди худенькие ладошки Киселёва. — Успокойся, прошу тебя, выслушай. Я почти уговорила его. Он, возможно, и согласится. Но при условии, если мы оставим им нашу квартиру и дачу. И тогда Максика отдадут нам…
— Никаких условий! — буквально взревел профессор.
Его жена разрыдалась, стала уверять, что дочь и зять загубят Максика и из плана Сергея Яковлевича ничего не выйдет.