Если бы майор не знал, что Феодот Несторович бесповоротно мёртв, то принял бы его младшего брата за воскресшего художника — так похожи были они. Емельян Решилин даже бороду отрастил под брата.
Поздоровавшись с нотариусом и Яном Арнольдовичем, родственник живописца злорадно произнёс, обращаясь к сестре:
— Ничего у тебя не выйдет, как ни пыжься! Я только что был у юриста: делить наследство будешь не ты, а суд! И поровну! — Он театральным жестом показал на нотариуса. — Как тебе и объясняла Вета Владимировна.
Ольга Несторовна поджала губу, смерила брата презрительным взглядом, но ничего не сказала. А тот продолжал, апеллируя к обоим представителям закона:
— Представляете, моя дражайшая сестрица считает, что имеет право претендовать на большую часть!
— Нет, — мягко сказал Латынис, — наследство будет разделено между вами пополам. А ваш муж на него права не имеет, — повернулся он к хозяйке.
При слове «муж» Емельян Несторович так и взвился:
— Какой муж! Пригрела какого-то типа и выдаёт его за супруга!
— Никто не выдаёт… С чего это ты взбеленился? — пробормотала Решилина, которую явно смутил весь этот разговор.
— И рожа у этого Тимофея Карповича какая-то сомнительная! — не унимался Емельян Несторович.
— Э-эх, как тебе не стыдно! — напустилась на него сестра. — Обиженный богом человек, глухонемой, а ты…
— Ну да, его обидишь, держи карман шире! Он сам кого хочешь обидит! — зло произнёс Решилин-младший. — Не дай бог встретиться один на один в тёмном переулке! — Он снова обратился к нотариусу и Латынису: — Слышите, что она мне заявила: мол, будешь распоряжаться здесь, вернётся Тимофей Карпович, он тебя живо на место поставит!
— А где он? — спросил у Ольги Несторовны Латынис.
— Откуда я знаю? — пожала плечами хозяйка, ещё больше теряясь.
— Когда он уехал? — продолжал расспрашивать Ян Арнольдович, хотя такие вопросы вроде бы не должны были интересовать работника отдела юстиции, занимающегося нотариальными делами.
— Одновременно с Феодотом, царство ему небесное, — перекрестилась Ольга Несторовна и опять напустилась на брата: — Ты Феодоту в подмётки не годишься! Он в раю теперь, потому как жил по-праведному! Птаху малую не обидит! Вот и Тимофея Карповича приютил! — Это уже было обращено к представителям закона. — Тот и жил у нас, по хозяйству помогал… И никакой он мне не муж! — Она снова повернулась к брату и покачала головой: — Богохульник ты, Емельян, вот кто!
— А ты ханжа! — рявкнул в ответ Решилин-младший. — Перед людьми играешь в святошу, а сама готова задушить родного брата, лишь бы все наследство прибрать к своим рукам!
— Ты, Емельян, говори, — сурово посмотрела на него сестра, — да не заговаривайся!
Вета Владимировна хотела было вмешаться в ссору, но Латынис незаметно остановил её: в перепалке братец или сестрица могли сгоряча поведать такое, чего не выдали бы в спокойной обстановке.
— Нет, вы послушайте, как она решила делить между нами творческое наследие Феодота Несторовича, — апеллировал к нотариусу Решилин-младший. — Тебе, говорит, его старые картины, а мне, то есть ей, — новые! — Он резко повернулся к Ольге Несторовне. — А вот это не хочешь? — И показал сестре кукиш. — Уж лучше пусть все отойдёт государству!
— Тьфу, охальник! — сплюнула та.
— Погодите, что вы имеете в виду под старыми и новыми картинами? — ухватилась за слова Емельяна Несторовича Вета Владимировна.
— Новые — которые висят там! — показал на верх дачи Решилин-младший. — А старые во флигеле сложены, — кивнул он в окно, — на времянку.
— Как же так? — строго посмотрела на хозяйку нотариус. — Вы мне о картинах во флигеле ничего не говорили…
Ольга Несторовна покраснела и стала сбивчиво объяснять, что о существовании полотен Решилина во флигеле не знала, мол, лежали в запертой комнате, а она думала, что там какие-то старые вещи.
— Пойдёмте посмотрим! — решительно направилась к выходу Вета Владимировна.
Все вышли во двор, подошли к домику. Снег падал крупными мокрыми хлопьями, пятная одежду. Решилина достала связку ключей, открыла дверь. Во времянке было холодно и сыро, сразу было видно, что здесь никто не жил. И все же Ян Арнольдович заглянул в две небольшие комнатки, одна из которых была спальней с двумя кроватями, другая служила, видимо, для всех остальных нужд: кухней, столовой, гостиной.
А вот третья комната, довольно обширная, была чем-то вроде кладовки или сарая. В помещении было несколько старых вещей: сломанный пылесос, колченогое кресло, торшер, какой-то узел, а все остальное пространство занимало нечто, покрытое цельным куском пыльной материи.
— Вот видите, — оправдывалась Ольга Несторовна, показывая на рухлядь в углу. — Я думала, под тряпками тоже старьё.
И она приподняла материю. Под ней штабелем лежали картины.
Вета Владимировна взяла одну в руки. С холста глядело румяное лицо молодой женщины с ослепительной рекламной улыбкой. Из-под руки жизнерадостной доярки умно и счастливо смотрела на свет бурёнка.
А дальше пошли суровые и непреклонные, озарённые возвышенным трудовым подвигом комбайнёры, водители могучих самосвалов, рыбаки, шахтёры, академики…