Латынис и Вета Владимировна переглянулись.
— Странно, — проговорила нотариус. — Ведь Феодот Несторович все это якобы сжёг… Давно…
Сестра художника не могла ничего сказать ей в ответ.
Приступили к описи. Картин оказалось двести семнадцать.
— Это ещё не все, — вставил своё слово молчавший до сих пор Емельян Несторович. — На чердаке над гаражом имеется штук пятнадцать.
Когда Решилина запирала времянку, Латынис внимательно присмотрелся к ключам: ему показалось, что он уже видел где-то похожую связку — два от английского замка и один странный, похожий на шуруп, но без нарезки Ян Арнольдович попросил на минутку связку, заинтересовавшись якобы брелоком…
«Да, я определённо уже встречался где-то с такими ключами», — заключил он, возвращая связку владелице. Но вот где именно, майор не мог вспомнить.
Гараж состоял из двух отделений. В одном стоял, поблёскивая лаком, большой чёрный приземистый «ситроен», похожий на неведомое морское чудовище, в другом помещении находилось то, что держит обычно рачительный хозяин машины, — запасные части, автокосметика, инструмент. Отсюда шла лесенка на чердак, где хранились картины Решилина, его, так сказать, первого периода. Причём сюда он определил почему-то портреты вождей, многие имена которых уже даже не помнятся.
И эти картины внесли в дополнительную опись. Ольга Несторовна неожиданно вдруг отчего-то расстроилась, расплакалась, и Латынис отказался от своего намерения провести по фотографиям опознания неизвестных граждан, утонувших в том же месте, где и её брат. Принимая во внимание её состояние, он отложил это мероприятие на завтра.
По дороге назад Вета Владимировна явно была обескуражена находкой картин Решилина, от которых он сам якобы отрёкся. А оперуполномоченного уголовного розыска занимало другое: не давала покоя связка ключей, которые он видел в руках Ольги Несторовны.
Озарение пришло в Москве, когда он уже добрался до своей гостиницы. Ян Арнольдович тут же позвонил в Южноморск. Поначалу он рассказал Чикурову о посещении родственников художника и о том, что на даче никто, кажется, подпольно не живёт.
— Кажется или точно не живёт? — спросил руководитель следственно-оперативной группы.
— Емельян Несторович с радостью бы выдал этого глухонемого Тимофея Карповича, — сказал Латынис.
— Ещё что у вас?
— Помните, Игорь Андреевич, у неизвестного с огнестрельной раной на голове, которого водолазы нашли в море, была в кармане связка ключей…
— Да, вещдок хранится у меня в сейфе, — подтвердил Чикуров, и в голосе его послышалось насторожённость.
— Так вот, точно такая же связка имеется у сестры Феодота Несторовича Решилина, — сообщил майор. — Я хочу сказать, что это ключи от решилинской дачи.
На том конце провода воцарилось молчание. Латынис подумал, что их разъединили, и крикнул:
— Алло, алло! Игорь Андреевич!..
— Да слышу я, слышу, — откликнулся Чикуров. — Понимаете, Ян Арнольдович, перевариваю…
— И что?
— Лихо получается! Видите ли, удалось идентифицировать этого самого застреленного. Ответ пришёл из МВД СССР: отпечатки пальцев утопленника с пулевым ранением соответствуют отпечаткам пальчиков некоего Пузанкова, который отбывал наказание в колонии по статье 144 и освободился четырнадцать лет назад…
— Фю-ить! — присвистнул Латынис. — Действительно закручено!
— Но Пузанков не глухонемой… Короче, проведите как можно скорее опознание и допросите сестру и брата Решилиных.
— Теперь уже завтра…
Напоследок Чикуров проинструктировал майора, что ему следовало узнать у Ольги и Емельяна.
Назавтра Латынис произвёл опознание. В райотдел внутренних дел сначала вызвали Емельяна Решилина. Среди предъявленных ему фотографий он сразу указал на одну, сделанную с убитого под Южноморском незнакомца. Это действительно был Тимофей Карпович, проживавший до этого на даче художника. Однако сообщить подробности, кто он, как попал к Феодоту Несторовичу и чем на самом деле занимался, Емельян Решилин не мог. По его словам, он навещал знаменитого родственника очень редко. И вообще отношения между двумя братьями были далеко не идеальные.
После допроса Емельяна Решилина пригласили Ольгу Несторовну, доставленную в РОВД.
Увидев в числе пяти разных фотографию, сделанную с покойного Тимофея Карповича, Решилина окаменела.
— Узнаете? — спросил майор.
— Господи! — сестра художника медленно перекрестилась дрожащей рукой.
— И его, сердешного, бог прибрал? Пошто?..
Она вытерла кончиком чёрного платка набежавшую слезу и прерывающимся голосом произнесла:
— Он это, товарищ майор, Тимофей Карпович Пузанков…
Оформив опознание протоколом, Латынис приступил к допросу. Ждал, что Решилина будет откровенной, ан нет, Ольга Несторовна замкнулась наглухо, отвечала односложно, каждое слово приходилось буквально вытаскивать из неё, повторяя одни и те же вопросы по нескольку раз.