«С ней я, видимо, и разговаривал», — вспомнил дрожащий голос в трубке Чикуров.
— Между прочим, та самая любовница папаши одновременно крутила любовь и с сыном, с Михаилом, — добавил Василий Лукич.
В кабинет заглянул начальник конвоя и доложил, что привёз подследственного.
— Ну, Игорь, ты допрашивай первый, а потом уж я займусь, — сказал Огородников.
Но он присутствовал на допросе, хотя и помалкивал все время.
Тот факт, что допрос вёл другой следователь и по новым данным, насторожил Жоголя. Но сориентировался он очень быстро. Казалось бы, при такой бесцветной, анемичной внешности и характер должен быть вялый, аморфный, ан нет, Чикуров скоро понял, что Жоголь — орешек крепкий. Ни единого лишнего слова! Каждое предложение, каждый ответ тщательно продуманы и взвешены.
На вопрос, давно ли он знает Скворцова-Шанявского и как с ним познакомился, подследственный сказал:
— Знакомство у нас было шапочное. Кто свёл, даже не припомню уже. Дату тоже. Где-то в конце прошлого года.
— Ну а как же вы малознакомого человека порекомендовали Митрошину? — спросил Чикуров. — Я имею в виду сдачу квартиры.
— А что в этом особенного? — пожал плечами Жоголь. — Валерий Платонович профессор, человек в возрасте. Опасаться было нечего. Более того: Митрошин был страшно рад: солидный постоялец, да и не торговался.
— Сколько Скворцов-Шанявский платил за квартиру? — поинтересовался Чикуров.
— Двести рублей в месяц.
«Ничего себе! — подумал Игорь Андреевич. — А Митрошин уверял, что не брал со Скворцова-Шанявского ничего».
Дальше Жоголь показал, что дружбы со Скворцовым-Шанявским не поддерживал и те несколько их встреч в Москве у общих знакомых произошли случайно.
— А в Южноморске вы общались?
— Очень мало. Я жил там неподалёку от него и заходил к Валерию Платоновичу, чтобы воспользоваться телефоном.
— По вечерам бывали у него?
— Да, как-то забрёл к нему на огонёк. Но время провёл довольно скучно. Даже бутылочку сухого вина не распили: у Скворцова-Шанявского что-то с жёлчным пузырём, блюдёт себя. А вскоре я улетел в Москву.
— Когда именно?
— Девятнадцатого октября.
«За два дня до смерча» — отметил про себя Чикуров.
Чикуров перешёл к другим участникам южноморского дела. По словам Жоголя, он хорошо знал только Решилина, с которым давно был в дружеских отношениях. О Пузанкове, жившем на даче художника, Жоголь ничего определённого сказать не мог, не знал, откуда и как появился «глухонемой». Вспомнил Жоголь и Эрнста Бухарцева, которого видел в Южноморске в доме Скворцова-Шанявского.
— Раньше Бухарцев был шофёром у Валерия Платоновича, — добавил бывший замдиректора магазина. — Потом они расстались, почему — не знаю.
Киноартиста Великанова Жоголь знал только по фильмам, а в жизни — увы. Что же касается Привалова, Варламова и Рогового, то он о них даже и не слыхивал.
— А фамилия Листопадовой вам что-нибудь говорит? — поинтересовался Чикуров о человеке, которому Скворцов-Шанявский по приезде из Южноморска отослал крупные денежные переводы.
— Листопадова, Листопадова… Кто она?
— Знакомая Скворцова-Шанявского. Живёт, кажется, в Сибири.
— Нет, такую не знаю, — мотнул головой Жоголь.
Когда разговор зашёл о том, есть ли у Скворцова-Шанявского родственники, допрашиваемый сказал, что знает только Орысю, которую профессор представил как супругу. А о самой Сторожук Жоголь имел самые общие сведения: с Валерием Платоновичем она познакомилась в Трускавце, а потом перебралась к нему в Москву. Чем занимается, какую имеет специальность, Жоголь понятия не имел.
Следователь спросил, не употреблял ли кто-нибудь из названных и знакомых ему людей наркотики.
— При мне — нет! — категорически заявил подследственный.
— Может быть, слышали от кого-нибудь?
— И не слышал, — твёрдо произнёс Жоголь. — Извините, а почему вы расспрашиваете об этих товарищах?
— Значит, есть необходимость, — уклонился от ответа Чикуров.
Игорь Андреевич прервал допрос, чтобы провести опознание утопленника, имевшего на теле и в одежде непонятную аппаратуру. На снимке художник «оживил» неизвестного, «одел» в костюм. Понятыми были охранники из конвоя. Из нескольких предъявленных фотографий Жоголь сразу же выбрал ту, где был запечатлён погибший под Южноморском.
— Этого человека я знаю…
— Кто он? — задал вопрос следователь.
— Звать Глеб, а фамилия, если не ошибаюсь, Ярцев, — ответил Жоголь. — Познакомились мы с ним этим летом. На даче Решилина.
— Откуда он? Чем занимался? — продолжал допрос Чикуров.
— Ярцев, насколько я помню, не москвич. Из Средневолжска. Представился как историк. — Жоголь помолчал, будто припоминая что-то. — Да, точно, он учился в аспирантуре Сред-неволжского университета.
— В Южноморске вы с ним встречались?
— Пару раз, совершенно случайно. На пляже, в ресторане…
Больше никакими сведениями о Ярцеве Жоголь не располагал.
Игорь Андреевич завершил допрос.
— Ну и осторожен! — сказал он, когда обменивался с Огородниковым впечатлениями. — Что твоя лиса!
— Намучился я с ним изрядно, — признался Василий Лукич. — Сегодня вот наблюдал за Жоголем и лишний раз убедился, что знает он куда больше, чем говорит.