Криминальные романы и повести. Книги 1-12

— Многими научными проблемами. В том числе проблемами внеземных цивилизаций. Дураком я не был, уверяю вас, зря штаны не просиживал. Публиковался в научных изданиях и популярных. Наверное, я бы мог жить так годы и годы, и, как сказал кто-то из сатириков, ещё как жить! Но… — Астахов многозначительно поднял палец. — В один прекрасный день меня посетила шальная мысль. Она вылилась в интереснейшую теорию, над которой я просидел два года. Мне бы молчать, оформить кандидатскую, а меня распирало!

— похлопал он себя по груди. — Ну, и пошёл я к замдиректора по науке. Он выслушал, похвалил. Изложите, говорит, на бумаге, и подробней, выйдем с вашей идеей куда надо. А пока о ней никому ни слова. Я вылетел из его кабинета буквально на крыльях. Взял отпуск за свой счёт, накатал вот такой кирпич и преподнёс ему, как говорится, на блюдечке с голубой каёмочкой. Проходит месяц, другой, полгода, и вдруг — бац, книжка выходит в издательстве… За подписью того деятеля… Он защищает докторскую, становится директором. И уже не нашего, а головного НИИ! Меня это потрясло! Говорят: пока жареный петух не клюнул… Так и со мной! Стучался во все инстанции, обивал пороги, требуя справедливости. Правдолюбом стал — не дай бог! Разоблачал всех и вся! — Астахов печально усмехнулся. — Представляете, в те времена, когда вашей так называемой гласностью и не пахло. Короче, упекли в психушку. Меня, совершенно здорового человека, объявили шизофреником.

«Вот, наверное, что он имел в виду в начале допроса, когда говорил, что ему пытались свернуть мозги набекрень», — подумал Игорь Андреевич.

А задержанный продолжал:

— Отношения между разумными существами могут строиться только на универсальных принципах. Их-то впервые и поняли киники.

— Киникия — это, так сказать, дань тем древним грекам, чью философию вы проповедуете?

— Да. И не только её, но и дзен-буддизм.

— Но ведь это эклектика, — заметил Чикуров.

— Почему же? Сами подумайте: если есть, допустим, одни лишь бобы или овсянку, то этого недостаточно и даже вредно телу. Так и духу нашему необходимы разные верования.

— Раз уж вы заговорили о теле и духе, — сказал Игорь Андреевич, — употребление наркотиков убивает и то, и другое. А вы систематически травите ими своих киникийцев.

— Позвольте, позвольте! — запротестовал новоявленный проповедник. — Это не моя вина! Это беда! Она пришла к нам из вашей жизни!

— Ладно, вот вы говорите о равенстве, презрении к роскоши и так далее… Как же вы объясните ваши поездки на курорт? Я имею в виду — в Южноморск?.. Противоречие, Павел Кузьмич.

— Монтень как-то сказал: «Иногда я противоречу себе, но истине никогда не противоречу!» — Астахов снисходительно улыбнулся и неожиданно добавил: — В Южноморск я езжу не отдыхать, а работать. Да, да, во благо нашей Киникии.

— Разве игра в карты — работа? — съязвил следователь.

— Смотря как на это смотреть, — серьёзно произнёс Астахов. — К примеру, перекинуться в поезде в «девятку» или с женой сыграть в «дурачка»

— забава… А фокусы-покусы? Для кого-то тоже развлечение, а для профессионала, как, например, Акопяна, народного артиста СССР, — труд! И очень даже нелёгкий!.. Так и у меня в Южноморске. Не думайте, что мне приятно: ведь приходится иметь дело с нелучшими представителями рода человеческого!

— Что вы имеете в виду?

— Так ведь у кого приходится облегчать мошну? У тех, кто набил её преступным путём! Но для того, чтобы могла существовать наша коммуна, приходится идти на жертвы.

— А почему вы выбрали именно Южноморск? — спросил следователь.

— Южноморск — это размах! Взяточники и расхитители крупного масштаба! Да вы об этом не хуже меня знаете! Не какие-нибудь тушканчики, щипачи или шакалы[114]! Там встречаются такие катраны[115], где играют только на капусту[116].

— Вы лично во что играете?

— Как правило, в стос, секу, терц, деберц[117].

— А в буру, очко?

— Господь с вами, Игорь Андреевич! — впервые назвал следователя по имени-отчеству Астахов. — Бура и очко — сявские игры, для всякой мелюзги, из той, что ошивается возле гостиниц, в парках и кафе. Самое большее, на что они способны, это облапошить лоха[118], прибывшего с Севера или Дальнего Востока… Знаете, как это делается? Заманивают какого-нибудь буровика из Тюмени или морячка в такси, следующее из аэропорта в город. Один из шулеров, которого шофёр берет по дороге, тоже представляется курортником, как правило моряком. Да ещё для пущего доверия надевает фуражку с крабом. По пути машина якобы ломается. «Моряк», чтобы скоротать время, предлагает сыграть в «тридцать одно» или «японское танго». Правила — проще пареной репы!.. Поначалу лоху дают выиграть. Он входит в азарт. Вот тут его и подлавливают!.. Но что для меня какая-нибудь тыща или полторы? Мне подавай лобовика[119].

— Так ведь у лобовиков тоже мухлюют, — заметил Игорь Андреевич.

— Ещё ка-ак! — протянул Астахов. — Зеркальце в перстне, например, чтобы при сдаче видеть карту противника… Или сажают его спиной к зеркалу на стене. Называется «посадить фраера под фонарь».