Криминальные романы и повести. Книги 1-14

Володька-Дачник был человек совершенно пропащий, и не только все вокруг, но и сам он давно махнул на себя рукой. Куда бы его ни принимали на работу, он честно предупреждал: «Я, граждане, человек пьющий, потому через три месяца вы меня выгонять будете. А теперь глядите, как знаете. Только лечить меня не надо, лечить — я возражаю». И в самом деле, больше трёх месяцев он нигде не задерживался. Был он, между прочим, человеком чрезвычайно честным. В жизни ничего чужого не брал, и можно было его поставить хоть золото охранять. Не углядит — это да. Ну а взять — ничего не возьмёт. Даже выпить много он уже не мог, стакан водки валил его замертво, а от ста граммов он уже лез драться с кем попало. Ну а двести граммов водки в день, как известно, любая зарплата обеспечит, даже с некоторой закуской, а никаких других потребностей у Володьки решительно не было. Странная кличка Дачник прицепилась к нему тоже не случайно. Зимой Володька кочевал по закрытым дачам в одном из подмосковных посёлков. Самое интересное было то, что его туда зазывали сами владельцы дач, потому что одним своим присутствием он как бы уже дачу охранял. Володька не только иголки сам не брал, но, прежде чем принять свои двести граммов, пунктуально выключал в даче всё, что там выключалось и гасилось, кормил собаку, всякий сезон новую, которая, однако, преданно кочевала с ним по всем дачам посёлка, и после этого со спокойной совестью проваливался в небытие где-нибудь у входа, в передней, возле той самой накормленной им собаки, которая благодарно стерегла его всю ночь, а заодно и охраняла дачу. Таким образом, с Володькой каждую весну возобновлялись контракты на следующий зимний сезон, ибо в этом дачном посёлке действительно на протяжении всей зимы не происходило никаких неприятностей, и всё это мистически приписывалось почти незримому присутствию там Володьки-Дачника. А с наступлением весны Володька начинал свою «трудовую» деятельность в городе, чаще всего кочуя из одного парка в другой, устойчиво занимал там низшую административную ступеньку, честно предупреждая начальство о своём пороке и нигде обычно больше трёх месяцев не задерживаясь.

Что же касается Гошки, имевшего кличку Горшок, глубоко, кстати, его оскорблявшую, то этот человек в некоторых отношениях был прямой противоположностью Володьке. Начать с того, что он был весьма высокого мнения о самом себе и, в частности, о своей внешности, за которой тщательно следил. Это, при его запросах и осведомлённости в модах, требовало немалых средств, которые он, однако, неведомым образом неизменно добывал. Гошка был сметлив, хитёр и деятелен, а кроме того, хвастлив и коварен. Все эти качества, соединившись, создали характер необычайно подлый и опасный. Но поначалу этот стройный, гибкий парень с открытым, простодушным лицом и голубыми глазами, с приветливой белозубой улыбкой и копной русых волос неизменно вызывал у всех симпатию. Это он умел, когда хотел и находил для себя выгодным. В остальное время выражение лица у него было какое-то сонно-брезгливое или, в особых случаях, насторожённо-жадное и злобное. При этом его черты вдруг неуловимо сдвигались, как на некоторых современных открытках, когда на них смотришь под разным углом, образуя, как бы из тех же элементов и черт, совершенно другое, отталкивающее лицо.

Если Володька-Дачник дрался всегда по единственной причине, что выпил не двести, а всего лишь сто граммов, то у Гошки были причины куда более разнообразные и, можно даже оказать, основательные, но всегда корыстные. То, как ему казалось, его обходили в делёжке или оплате услуг, то мешали заработать, перехватывая выгодное дельце или поручение, а то уводили какую-нибудь девчонку, которая ему приглянулась. Дело в том, что Гошка был ужасно жаден до баб, как он сам любил объявлять в мужской компании, и с упоением рассказывал о своих бесчисленных похождениях с самыми бесстыдными подробностями.

Выгнав обоих участников драки, Филипенко зашёл к дежурному, потом его перехватил один из сотрудников, потом кто-то ещё, и до своего кабинета он добрался, когда Лосев уже кончил допрашивать Витьку и сам уже собирался отправиться на поиски замнача, как коротко обозначалась всюду должность Филипенко.

— Как дела? — бодро осведомился последний, заходя в свой кабинет и усаживаясь возле стола на место посетителя. — Дожал ты его?

— Не вошёл пока в доверие, так точнее, — покачал головой Лосев, откидываясь на спинку кресла и вытягивая под столом свои длиннющие ноги. — Но сдаётся мне, сказать он чего-то не хочет. Вернее, я знаю, чего он не хочет сказать: почему следили за Шухминым. А это очень интересно. И докопаться до этого надо. И докопаюсь. Ну ладно. Чего там у тебя?

— Да ничего. Выгнал обоих.

— Кто такие?

— Местные. Один Володька, кличка Дачник. Другой Гошка, кличка Горшок.

— Горшок? — встрепенулся Лосев.

— Да. А что?

— Это вроде тот самый, который вместе с Витькой за Шухминым шёл. Ты давно его выгнал?

— Полчаса назад.

— Эх! Где же он сейчас может быть?

— Да где хочешь. Он табель не снимает.

— А где живёт?