– Да ладно бы только выпивал… – чуть помолчала Наталья. – Но этот Санин был просто самодовольным и самоуверенным жлобом… Я понимаю, конечно, что о мертвых либо хорошо, либо ничего… – Наталья налила в свою рюмку водки и по-мужски опрокинула ее в рот (а водку как раз пил я, Наталья же пила какое-то терпкое испанское вино). – Но правда все равно всплывет наружу, а значит, нечего о ней и молчать… Я сама была несколько раз свидетельницей. Он срывал съемки просто по собственной прихоти или капризу. Он считал, что все ему должны, а он – ничего и никому не должен… Он был совершенно неуправляем и непредсказуем… – щечки Натальи покрылись гневным румянцем, и она стала очень хороша…
– Талантливые люди все неуправляемы и непредсказуемы, – чуть помолчав, заметил я. – У них у всех сложный характер. К ним подход нужно иметь…
– Ну, не настолько он был и талантлив, чтобы считать себя на съемочной площадке царем и богом, – махнув рукой, парировала мою реплику Наталья. – Есть и более талантливые актеры, однако ведут себя куда скромнее…
– Погоди-погоди, – осенило вдруг меня, – позволь я догадаюсь, кто один из более талантливых актеров, чем Санин? Сейчас, секундочку… – я усиленно почесал лоб, а потом вскричал: – Один из этих актеров – Путятин!
– Зря ерничаешь, Аристарх, – тихо ответила Наталья и кольнула меня взглядом, после чего ко мне снова пришла мысль о ее чувствах к этому Антону Михайловичу. По крайней мере, я был уже уверен, что ее с актером Путятиным связывает не только пиар, а нечто большее… – Антон Путятин – великолепный актер. Таких сейчас очень мало. Пластика. Искренность. Все это в нем присутствует.
– Не спорю, что он хороший актер, и даже очень, – не стал накалять обстановку. – Но он – жив. А Санин – мертв. Вот факты, которые не признать ты не можешь…
Она снова колко и холодно посмотрела на меня, и я вновь почувствовал, что прежняя Наталья, которую я знал двенадцать лет назад и которую сумел почувствовать в первые полчаса нашей беседы в «Мечте», когда мы вспоминали наши школьные годы, давно испарилась. Улетучилась. Ее уже не существовало в природе. От нее остался один дух. Матрица. Передо мной сидела совсем другая Наталья, чужая, незнакомая, холодная и четко знающая, чего она хочет в этой жизни. А вот я чего хочу…
Вот и поговорили. Друзья детства, блин.
Перекинувшись еще парой ничего не значащих фраз и обменявшись телефонами для проформы, в твердой уверенности, что перезваниваться не будем, мы разошлись.
Совсем как чужие…
Глава 6 Хорошенькая хозяйка квартиры номер семь, или азарт охотника
Вчерашний солнечный день оказался единственным в череде сереньких, наполненных моросящим дождем дней, на которые была богата нынешняя весна. Сегодня снова моросил дождь весь день, наполняя воздух и человеческое нутро сырой промозглостью, от которой мерзнешь хуже, нежели в лютые морозы.
Черт его знает, что это творится с погодой. Точнее, с непогодой. Наводнения, пожары, ураганы. Зимы, похожие на осень, и весны, опять же, похожие на осень. Хотя, конечно же, для творческого человека осень – преотличная пора! Работается хорошо, легко, а печальная поэзия, заложенная в этом времени года, стимулирует к размышлениям и продуктивной созерцательности, приносящим подчас весьма значительные плоды. Однако если осень будет длиться не три месяца, а девять или пускай даже шесть, впадение в депрессию, что также свойственно человеку творческому, будет ему гарантировано. А если к тому же нет особых оснований для бодрости и веселья, то и совсем худо…
Снимать что-либо в такую погоду не было смысла, да и снимать особо нечего. И я отправился один, а точнее, с Сан Санычем на редакционном «Рено» к дому Санина. Ведь мне так и не удалось побеседовать с соседями Санина из квартиры номер семь.
На сей раз там кто-то пребывал. По крайней мере, в квартире играла музыка. Я нажал на кнопку звонка. Потом еще и еще. Никто не открывал. Наконец, после моего восьмого нажатия на звонок дверь на ладонь приоткрылась (больше не позволяла цепочка), и показалась половина человеческого лица с любопытным карим глазом и мокрыми волосами.
– Вам кого? – услышал я приятный девичий голос.
– Возможно, вас, – ответил я.
– А вы кто?
– Меня зовут А-а-Алексей. Я журналист. Тележурналист, – представился я. – Хотелось бы побеседовать с кем-нибудь из взрослых.
– Я уже взрослая, – ответили мне из-за цепочки. – А у вас есть с собой какие-нибудь документы?
– Есть, – показал удостоверение сотрудника телеканала «Авокадо».
– Вы один? – снова спросили в дверной проем.
– Один, как перст, к сожалению… – с некоторой тоской в голосе ответил я. – Открывайте, не бойтесь. Вы же посмотрели мое удостоверение.
Любопытный глаз скользнул вправо, влево, убедившись, что я и правда пребываю в одиночестве. А потом двери закрылись, звякнула о дверь откинутая цепочка, и музыка оглушительным торжеством ворвалась в подъезд через распахнутые двери.