Криминальный репортер

– И ты, выходит, исправила. То есть восстановила справедливость, – сказал я.

– Да, восстановила! – теперь вызов звучал уже в ее словах. – И я рада, что все произошло так, как произошло.

– Рада? – переспросил я, невольно посмотрев на редакторскую камеру. Сейчас я был в наиболее выиграшном ракурсе.

– Да!

– Значит, ты восстанавливала справедливость, – я снова стал работать «на камеру». – Твоего Путятина затирают, а он – гениальный актер. Но ему все время переходит дорогу вовсе не гениальный Санин, так?

– Так! – ее глаза вспыхнули пламенем.

– И устранить с дороги Санина – справедливо… – как бы констатировал я.

– Да, – снова ответила она. – Он к тому же был плохим человеком…

– Путятин, что ли, хороший? – я скривился в иронической ухмылке, за что, как мне показалось, она была готова наброситься на меня, вцепиться в горло (и едва сдержалась, похоже, чтобы этого не сделать).

Вот это любовь… Да нет, это вовсе не любовь. Это уже болезнь. Психическая…

– А как же этот твой гений занял три миллиона рублей и не собирается отдавать? – спросил я.

– Он у Санина деньги не занимал, – ответила Наталья. – И нет никаких документов, подтверждающих заем.

– У меня есть такие подтверждения, – сказал я.

– Ты лжешь! – буквально прошипела Наталья. Она и правда за Путятина готова была растерзать любого, в том числе и меня. Настоящая тигрица!

«А она становится опасной», – подумал я и едва не начал оглядываться в надежде увидеть кого-нибудь из оперативников.

– Нет, не лгу, – после некоторого замешательства сказал я. – У моего друга имеется банковская выписка, подтверждающая, что Санин за несколько дней до смерти снял со своего счета ровно три миллиона рублей…

– Это еще не доказывает, что он отдал их Антону Путятину, – парировала Наталья. – Может, он отдал их кому-нибудь другому. Любовнице своей, например…

– У него не было любовниц, – сказал я.

В ответ на эти слова она делано и громко рассмеялась:

– Ага, рассказывай. Но кому-нибудь другому… – Она задумалась на время, потом усмехнулась: – Я как-то слышала, как Санин говорил, что умрет от удара по голове. Мол, стукнет кто-нибудь чем-то тяжелым по башке – и привет! Его прогноз оправдался: только мне с первого раза не удалось его убить…

– И ты его добила, так? – я встал со стульчика, и она отступила от меня на шаг, но из границ обзора камер, слава Богу, не вышла.

– Я должна была довести дело до конца, – просто ответила она.

– А зачем ты заклеила ему рот? – спросил я.

– Когда он очнулся, стал кричать, – усмехнулась Наталья. – И отбиваться от моих ударов. Я ударила еще раз, и он потерял сознание. Но был еще жив. И я заклеила ему рот. А потом он вдруг вскочил и стал метаться по квартире. Мне стоило большого труда, чтобы угомонить его.

– Угомонить – это значит, убить? – спросил я, ежась от мурашек, побежавших по телу.

– Да, это именно то и значит, – спокойно ответила она. – А теперь я вынуждена угомонить и тебя. Ты ведь вызвал меня сюда не затем, чтобы срубить с меня деньги?

С этими словами она раскрыла сумочку, достала пистолет и сняла его с предохранителя. Это было для меня неожиданностью, и я, чтобы не подать вида, что растерян, спросил:

– А Петра Самохина ты тоже убила из чувства справедливости?

– Нет, – ответила она. – Он видел меня, когда я поднималась к Санину.

– А кто его порезал? – задал я последний вопрос, из тех, что меня интересовали.

– Я нашла человека, который согласился это сделать, – ответила Наталья. – И знаешь, за сколько?

– За сколько? – спросил я.

– За десять тысяч рублей, – ответила она и усмехнулась. – Но получить успел только пять. Это был аванс…

– Его что, тоже нет больше в живых? – догадался я.

– Тоже, – сказала она. – Я его застрелила вот из этого пистолета. Из которого сейчас убью и тебя.

Она стала медленно поднимать пистолет…

– Кстати, а зачем ты меня вызвал именно сюда?

На ее лбу проступили морщинки, означающие, что она о чем-то напряженно думает. Затем она стала осматриваться, оглядывать стены, потолок. Потом взор ее уперся в меня, и зрачки у нее сузились до размера острия иголки:

– Это западня? Ты что, снимаешь меня?

Она подняла пистолет… И тут одновременно раздались два выстрела. Наталья скривилась от боли… Рука с пистолетом бессильно опустилась… Наталья упала на пол. Медленно, как будто это были замедленные кадры какого-нибудь кино. Впрочем, это мне только так показалось. На самом деле она рухнула на грязный пол, придавив собой огрызки электродов. Рухнула замертво, чтобы больше уже никогда не подняться…

* * *

Я не знаю, кто первым позвонил Коробову. Может, я, а может, кто из оперативников. Так или иначе, но Володя появился минуты через три после выстрелов.

– А что, иначе никак было нельзя? – огорченно спросил он, обращаясь почему-то ко мне. И я ответил, будто оправдываясь:

– Кто ж знал, что у нее будет пистолет?

– Надо было знать! – почти заорал он, уже обращаясь к растерянным операм.

– Если б не выстрелил, она бы его убила, – сказал один из них удрученно.

– Убила бы, – почти одновременно с первым сказал второй оперативник.