Криптономикон

– Что-то я в последнее время не вижу Еноха Роота. Чего он поделывает с тех пор, как вылечил твою тягу к морфию?

– Не знаю. Он так меня за это время достал, что неохота больше его видеть. Вроде бы по-прежнему живет в подвале под церковью. Взял у Отто русскую рацию и возится с ней.

– Да, помню, он все менял частоты. Заработала она?

– Понятия не имею, – говорит Шафто. – Но когда рядом начинают падать куски горящего металла, поневоле задумаешься.

– Ага. И он часто ходит на почту. Мы с ним там как-то столкнулись. Он активно переписывается с другими по всему миру.

– С кем с другими?

– Вот и я бы хотел узнать.

Место падения метеора находят по звуку ножовки, который разносится между соснами, словно брачный зов исключительно глупой и сексуально озабоченной птицы. Это дает общее направление. Уточнить координаты помогают резкие вспышки света, оглушительный треск и душистый град посеченной листвы. Шафто и Бишоф распластываются по земле и слышат, как пули смачно рикошетят от стволов. Ножовка пилит, не останавливаясь.

Бишоф начинает говорить по-шведски, однако Шафто на него шикает.

– Это «суоми», – говорит он. – Эй, Джульетта! Отбой тревоги! Это мы с Гюнтером.

Никакого ответа. Шафто вспоминает, что недавно переспал с Джульеттой, а значит, должен следить за своими манерами.

– Простите, мэм, – говорит он, – по звуку вашего пистолет-пулемета можно заключить, что вы принадлежите к финской нации, которой я безгранично восхищаюсь. Позвольте сказать, что мы, бывший сержант Роберт Шафто и мой друг, бывший капитан-лейтенант Гюнтер Бишоф, не хотим причинить вам вреда.

Джульетта отвечает огнем, целя на звук голоса. Пуля пролетает в футе над головой.

– Разве твое место не в Маниле? – спрашивает Джульетта.

Шафто со стоном перекатывается на спину, как будто ранен в живот.

– Что это значит? – в изумлении спрашивает Гюнтер Бишоф. Видя, что его друг (эмоционально) выведен из строя, он кричит: – Швеция – мирная нейтральная страна! Почему вы в нас стреляете?

– Уходите! – Видимо, Джульетта с Отто, потому что слышно, как она с ним переговаривается. – Нам здесь не нужны представители американской морской пехоты и вермахта. Убирайтесь!

– Похоже, вы пилите что-то сильно тяжелое, – включается наконец Шафто. – Как вы это попрете?

Между Джульеттой и Отто происходит оживленный разговор.

– Можете подойти, – дозволяет наконец Джульетта.

Кивистики, Джульетта и Отто, стоят в кругу света от фонаря. Рядом – покореженное самолетное крыло. Большинство финнов практически не отличаются от шведов, но Джульетта и Отто – черноволосые и черноглазые, как турки. На самолетном крыле – черно-белый крест Люфтваффе. Еще на нем установлен мотор. Отто, орудуя ножовкой, прилагает усилия к тому, чтобы мотора на крыле не было. Мотор недавно горел, потом сломал несколько больших сосен. Тем не менее Шафто понимает, что это какой-то невиданный прежде мотор. У него нет винта, а есть много маленьких лопастей.

– На турбину похож, – говорит Бишоф, – только воздушную, а не водную.

Отто выпрямляется, театрально трет поясницу и вручает Шафто ножовку. Потом – пузырек с таблетками амфетамина. Шафто принимает несколько таблеток, скидывает рубашку, обнажая мускулистый торс, выполняет разминочные движения, предписанные МПФ США, берет ножовку и приступает к делу. Через пару минут он как бы между прочим смотрит на Джульетту. Она держит пистолет-пулемет. Взгляд разом ледяной и обжигающий, словно торт «Аляска». Бишоф стоит в сторонке и явно забавляется зрелищем.

Заря стучит красными обветренными пальцами по обмороженному небу, пытаясь восстановить кровообращение, когда остатки турбины наконец отваливаются от крыла. Бобби Шафто, накачанный амфетамином, пилил шесть часов кряду; Отто несколько раз менял полотно, что с его стороны – крупное капиталовложение. Потом они пол-утра тащат мотор через лес и вдоль ручья к морю, где Отто оставил лодку. Отто и Джульетта отчаливают с добычей. Бобби Шафто и Гюнтер Бишоф возвращаются на место крушения. Нет надобности обсуждать это вслух, но они намерены отыскать часть самолета с погибшим летчиком и похоронить его, как следует.

– Что там в Маниле, Бобби? – спрашивает Бишоф.

– Одна штука, которую морфий заставил меня забыть, – говорит Шафто, – а Енох Роот, язви его в душу, – вспомнить.

Через пятнадцать минут они выходят на просеку, оставленную падающим самолетом, и слышат, как мужской голос рыдает, вне себя от горя:

– Анжело! Анжело! Анжело! Mein liebchen![47]

Они не видят, кто рыдает, но неподалеку в раздумье стоит Енох Роот. При звуке шагов он поднимает голову и вытаскивает из кожаной куртки полуавтоматический пистолет. Потом узнает их и успокаивается.

– Чего тут за хрень? – без обиняков спрашивает Шафто. – Это с тобой немец?

– Да, со мной немец, – говорит Роот. – Как и с тобой.

– А чего твой немец устроил такой спектакль?

– Руди оплакивает свою любовь, – говорит Роот, – погибшую при попытке с ним воссоединиться.

– Самолет вела женщина? – спрашивает вконец обалдевший Шафто.

Роот закатывает глаза и тяжело вздыхает.

– Ты не учел, что Руди может быть гомосексуалистом.