Крис и Шанелька [СИ]

— Мой орел! — толстяк, наконец, утолкал фотокамеру и резво схватил орла за крыло, перебирая пальцами, нащупал под перьями шею и стал, пыхтя, отдирать Шанелькины пальцы, шипя и брызгаясь слюной, — с… ума… сов-сем… да пусти ты, ненормальная!

— Я ненормальная? — возмутилась Шанелька, топчась и пихая сандалией щиколотку врага, где-то там, под крыльями, — ты украл. С машины! Из машины! Ворье несчастное. Отдай пти… птицу верни, бар-ран!

— Снимок! — заорал кто-то над самым ухом, Шанелька качнулась, обнимая орла, которого уже никто никуда не тянул, — а ну, плиз, снимите с девушкой!

За спиной фотографа она увидела, почти не видя от злости, Крис и Ляночку — они почти бежали, но повинуясь взмаху толстой руки, остановились с непонимающими лицами, чтоб не мешать сделать кадр.

— Улыбочки, — злобно проревел толстяк, нажимая на спуск, — что? Еще надо? Еще улыбочки!

Ее толкали, стискивая, орла придерживали сразу несколько загорелых рук и, скосив глаза вниз, Шанелька немедленно подняла их, чтоб не смотреть снова, а камера щелкала и щелкала, прикрывая растерянное и злое багровое лицо толстяка.

И вдруг, сбоку, из-за угла небольшого отельчика, с балконами, увешанными трусами и полотенцами, вышла пара, при виде которой у Шанельки сам собой раскрылся рот. Она застыла, прижимая к себе орла, так что хвост упирался ей подмышку.

Вдоль разрисованной стены, к ступенькам, ведущим на пляж, величаво выступал Костик Череп, в крошечных плавках на тощих бедрах, сверкающих, будто их обмакнули в жидкую ртуть. И в бандане на маленькой голове, с длинными хвостами, небрежно кинутыми на острое плечо. Следом за Костиком шла невысокая дама, с усталым лицом под яркой косыночкой, утянутая в сплошной купальник, рябящий кругами и треугольниками. На локте ее болталась плетеная корзинка, а Костик тащил в руке неизменную гитару.

— Девушка, — сказал низкий голос Шанельке в ухо, — если позволите, я бы тоже, с вами и вашим орлом.

— А… — сказала Шанелька, не понимая, кто и что, а думая лишь о том, что вот, она торчит посреди набережной, обнимая чучело орла, а вокруг — десяток голых мужиков, один вообще извозюканный глиной, и ее снимают, под всеобщий хохот…

Череп остановился, заговорил, помавая рукой и указывая спутнице на окрестные горы и скалы, будто сам все это родил и вот вышел отдохнуть на седьмой день творения. Женщина в косынке внимала, послушно оглядываясь вслед жесту.

— Орла отдай, — напомнил о себе фотограф, который, раздавая визитки, вернулся к Шанельке, — или это, слышь, давай в долю. Вон, шо мухи налетели, денек постоишь, к вечеру я тебе бабла. Непыльная работка. Купальничек тока надо, со стрингами. Ну, в смысле, лучше б просто одни труселя. Идет?

— Кто идет? — машинально спросила Шанелька, с тоской видя, как Череп, наконец, заканчивая поворот, замер с открытым ртом, указывая рукой в аккурат на стоящих у перил нудистов и растрепанную Шанельку с орлом в объятиях.

— Тьфу ты, — ответил толстяк с унылой мудростью, — обкурилася, с утра прям. И чего не живется нормально. Водки тама.

Костик оставил новую пассию, неожиданно быстро оказался рядом с Шанелькой, оглядел ее презрительно, и голосом, вздрагивающим от бешенства, произнес:

— Нда-а-а, Нелли. Такого я… Нет, я, конечно, знал, что ты, после меня, не сумеешь. И даже в какой-то степени ощущал себя ответственным… и предлагал… Но опуститься так!

Он задрал подбородок в седой щетине, вызывающе оглядывая «самцов», которые не расходились, с интересом слушая. И подбоченился, расправляя плечи. Глотнул, так что по горлу заходил кадык.

— Костя, — тихо сказала за его спиной спутница, не отрывая глаз от Шанельки и орла, — пойдем, Костя, а то топчаны разберут. Все.

— Катишь, — величественно обратил он к ней руку ладонью, будто закрывая рот, и женщина умолкла на полуслове, — Катишь, это важно! Это глобально и невыносимо! Это… это!.. — он схватился за голову, будто она орех и ее надо раздавить, потом покачал ею, — невыносимо видеть! Человечность! Порядочность! Женская честь!

— Чья бы корова, — отодвигая его плечом, оборвала причитания Крис, подошла, становясь рядом с орлом.

Толстяк поднял камеру и немедленно щелкнул еще раз и еще.

— Девушки, — закричал кто-то, — а можно с вами? И с птицей!

— С барышнями дороже, — строго распорядился толстяк, — а вы, мущина, идите куда шли, не застите кадр.

Шанелька через набегающие слезы увидела вдруг Ляночку. Та стояла рядом с длинным парнем, в какой-то серой хламиде и плавках. И хохотала, вытирая слезы тонкой рукой.

— Угу, — сказала Крис, — разок можно. Только я нефотогеничная, кадр испорчу.

Она нацепила на нос непроницаемо-черные очки, обняла Шанельку за плечи, а другой рукой придержала орлиное крыло. По краям композиции, смеясь, снова набежали «самцы», поправляя по Шанелькиному выражению, «хозяйства» и принимая мужественные позы.

Костика оттерли к его Катишь, он снова сглотнул, опуская лицо и нервно оглядывая кокетливые ртутные плавочки.

— Улыбайся! — прошипела Крис, сама лучезарно оскаливаясь навстречу фотокамере.